«А что будет, если он протянет руку и коснется моего лица?» – подумала Клара и тотчас же вспомнила, что когда-то именно об этом и мечтала. Она нервно сглотнула и попыталась отогнать эти воспоминания, напомнив себе, что больше не может позволить себе подобных фантазий.
– Я болен дурными мыслями, болен тем, что чувствую себя не в своей тарелке, – проговорил Себастиан. – Кроме того, я болен невезением и тем, что ко мне неважно относятся окружающие.
– Может быть, вы просто больны дурным воспитанием? – съязвила Клара, цепенея от собственной дерзости.
Холл же остановился и хмыкнул, прищурив глаза. Неожиданная притягательность этой его усмешки и восхитительная смесь запахов, исходивших от него, – все это еще больше взволновало Клару.
– Дурным воспитанием? – снова переспросил он, чуть склонив голову к плечу; при этом прядь волос упала ему на лоб. – Сын графа не может быть дурно воспитан, хотя следует признать, что мой старший брат, безусловно, получил более серьезное и качественное светское воспитание. – Себастиан опять усмехнулся и добавил: – Впрочем, не думаю, что это пошло ему на пользу.
Клара понятия не имела, о чем он говорил, хотя припоминала, что недавно в свете во всю судачили о женитьбе его старшего брата. Она также вспомнила, что несколько лет назад их отец, граф Раштон, обратился за разрешением на развод. Еще ей припомнились какие-то слухи на сей счет, но в то время Клара была в ловушке собственного замужества и ее вряд ли мог заинтересовать скандал, связанный с именем графа. Она вдруг осознала, что продолжает пятиться, но в тот же миг уперлась спиной в стену. А мистер Холл остановился в нескольких дюймах от нее – настолько близко, что она могла видеть, как в расстегнутом вороте его рубашки пульсировала голубая жилка у горла. Глядя на эту жилку, Клара внезапно почувствовала покалывание в груди, жгучее и восхитительное.
А Себастиан вдруг вынул из кармана шелковый носовой платок и проговорил:
– Вы позволите?
Она качнула головой, не понимая, о чем речь.
– Но вы… – Себастиан указал на ее щеку. – Вы чем-то испачкались. – И прежде чем Клара успела отвернуться, ткань коснулась ее лица.
Она вздрогнула, почувствовав прикосновение теплых пальцев Себастиана Холла. И тут же невольно задалась вопросом, от которого ее словно опалило жаром: «А каково же будет чувствовать эти руки на своем теле?»
Себастиан же придвинулся к ней почти вплотную и начал стирать платком пятно с ее щеки. У Клары перехватило дыхание. Она упорно смотрела на его крепкую шею, бронзовую на фоне белого воротничка, и на жесткую щетину, подчеркивавшую мужественность его подбородка. Но она не смела поднять глаза, чтобы увидеть его губы, хотя ужасно хотелось, ах как же хотелось! И это желание, горячей волной разлившееся в ее груди, заставило Клару крепко сжать кулаки, вонзив пальцы в ладони.
Наконец Себастиан закончил очищать ее щеку и сунул платок в карман. Теперь он уже наблюдал за ней, и Клара, осмелившись взглянуть на него повнимательнее, заметила складки вокруг губ, а также тоскливое выражение в глазах. Все это не имело ничего общего со спиртным, а было связано… с усталостью?
Да-да, усталость. Вот в чем дело. Себастиан Холл был измотан до предела.
Тут взгляды их встретились, и Клара вдруг поняла: этот мужчина не просто измотан, а изнемогает от навалившегося на него ощущения безысходности. Но почему?..
Тут Себастиан сделал шаг назад и тотчас обернулся на звук распахнувшейся двери. В зале появился Том, ловко кативший перед собой тележку с четырьмя ящиками. Том поднял глаза, и лицо его было красным от напряжения, когда он пробормотал:
– Почти готово.
Клара поспешила ему навстречу, и они коротко обсудили, как лучше собрать необыкновенный механизм. Затем Клара вновь повернулась к сцене. Но Себастиан Холл не исчез, хотя именно этого она ожидала.
На следующий вечер Себастиан оказался уже в другом бальном зале, но на сей раз вокруг него раздавался неумолчный гул голосов. Джентльмены и дамы в своих самых изысканных вечерних нарядах кружили по танцевальному паркету, газовые фонари сверкали на фоне изобилия шелка и атласа, огонь потрескивал в огромном камине у дальней стены, а музыка выплывала из больших окон, за которыми расположился струнный квартет.