Сквозь открытые двери часовни доносились голоса певчих, пахло ладаном.
К Локите приблизился слуга и передал ей букет. Принимая цветы, она вдруг опустила взор, смущенная и немного напуганная сознанием того, что ей предстоит совсем скоро.
Лорд Марстон бережно прикрыл ладонью лежащую на изгибе его локтя руку, возвращая Локите веру в себя, и они медленно вошли под своды часовни.
То затихая, то нарастая с новой силой, звучали благодарственные псалмы. Под иконами мерцало пламя в серебряных лампадах, радостно пылали сотни свечей, в нарядных ризах расхаживали священники.
Локита подняла глаза и увидела князя.
Он ждал их у ступеней алтаря. Лорд Марстон, так высоко ценивший внешность своего друга, не мог припомнить случая, когда бы князь произвел на него столь сильное впечатление.
Длинный, схваченный на русский манер у самого подбородка плащ был ему необыкновенно к лицу; сам плащ был белый, отороченный по краям мехом белой лисы там, где он достигал бедер.
На груди князя сверкали ордена, придававшие ему внушительный вид властного величия, но Локита, глядя на него, думала сейчас лишь о том, что он здесь и она его любит.
Она заметила, как в глазах его полыхнул огонек, безошибочно подсказавший ей, что он томился и терзался с самого первого дня этой казавшейся бесконечной разлуки.
Началась служба, и в тот миг, когда они приносили свои венчальные обеты, Локита чувствовала присутствие совсем рядом любимых ими людей — людей, которые любили их и поныне.
Она знала, что позади нее незримо присутствуют отец с матерью, что поблизости стоит мать Ивана; они были с ними, когда священник соединил их, когда вся часовня наполнилась радостью и славословиями Богу.
Они сжимали в руках горящие свечи, над головами их держали венцы. Наконец они получили Божие и церковное благословение.
Проведя Локиту по короткому нефу, князь вернулся с ней во дворец. Внезапно все исчезли. Они остались вдвоем.
Ни слова не говоря, он взял ее за руку и провел в круглую комнату, которая была сплошь заставлена звездчатыми орхидеями, так много говорившими их сердцам.
Нежные растения устилали поверхность стола, покрывали стены, гирляндами свисали с потолка.
Князь подвинул для нее стул, сам присел рядом и заглянул ей в глаза:
— Моя… жена!
Он произнес эти слова едва различимым шепотом, но она знала, что он сейчас сказал.
Откуда-то донеслись звуки скрипичной мелодии, исполняемой невидимым квартетом музыкантов. Слуги одно за другим вносили яства и вина.
Локита не помнила ни лакомств, ни напитков, которых она отведала в тот день. Она знала только то, что все ее существо в присутствии любимого человека охватила неуемная дрожь. Они болтали о каких-то обыденных пустяках, но каждое сказанное слово имело свой сокровенный смысл, которому внимали их сердца и души.
Потом она так и не смогла вспомнить, какие слова говорились тогда за столом.
Вполне возможно, что она поведала ему историю своей жизни до самого дня их встречи, что рассказала о том, как томилась по нему в разлуке во время путешествия из Марселя в Одессу, которому, казалось, не будет конца.
Трапеза завершилась, и слуги покинули залу. Они снова были одни. Князь опустился в глубокое резное кресло, увенчанное сверху распятием.
— Я так долго мечтал увидеть тебя здесь, — сказал он, — увидеть тебя здесь своею женой, знать, что впереди у нас с тобой еще вся жизнь.
— Что… сказал тебе царь? — проговорила Локита, чувствуя, что должна была спросить об этом раньше, хотя тогда это казалось совсем необязательным.
— Государь отнесся к делу с пониманием. Теперь тебе обеспечено надежное положение при дворе, причем не только в качестве моей супруги, но и как дочери своей собственной матери.
— Ты полагаешь… что не может вспыхнуть скандал?
Князь покачал головой:
— Можешь быть совершенно спокойна. Были даны соответствующие разъяснения, но я не хочу сейчас заводить о них речь. Я хотел бы говорить с тобой… только о нас. — На последних словах голос его зазвучал совсем тихо. Смутившись, Локита опустила глаза.
— Нам так много еще надо рассказать друг другу, — продолжил князь. — Может быть, пойдем туда, где нам никто не сможет помешать? Туда, где я устроил, мое сокровище, заветное место для нас, для нашей любви?
