— Она спала, — кратко ответил князь.
Лорд Марстон резко выпрямился:
— Иван, ты хочешь от меня что-то утаить! Рассказывай, какие еще преступления на твоей совести!
— Никто не пострадал. Одна небольшая пилюля в чашку кофе, такая безвредная, что она даже не почувствовала, как ее проглотила.
— С меня довольно! — возопил лорд Марстон. — Это немыслимо! Если ты рассчитываешь таким поведением заслужить себе право на моего Зимородка, ты жестоко заблуждаешься!
— Не нужен мне твой треклятый жеребец! — в ярости вскричал князь. — Я не собираюсь толковать о пари одновременно с рассказом о Локите. Она всегда будет стоять особняком, она — существо, чье имя не должно стать предметом толков, как это случается в этом прогнившем, распутном городе!
Внимательно посмотрев на него, лорд Марстон смущенно произнес:
— Знаешь, Иван, ты говоришь так, что я и в самом деле готов поверить, будто ты влюбился.
— Да, я влюбился, — тихо промолвил князь Иван, — но это еще не все. Она — часть моего естества. Разделить нас невозможно. И в то же время я готов пасть перед ней ниц, готов славить ее как божество, потому что она совсем не такая, как остальные женщины.
— И ты осознал все это по первому знакомству?
— Я мог бы осознать, что объяснять тебе это бесполезно! — гневно воскликнул князь. — Нелепо было ждать от тебя понимания. Ты не славянин, и этим все сказано.
«Что же, с этим трудно спорить», — подумал лорд Марстон. Он-то знал, что сумасбродный славянский темперамент почитался необходимым национальным атрибутом, предметом гордости, подобно тому как французы гордятся своей пресловутой сексуальностью.
Для славянина понятие «душа» — это нечто вполне реальное, составляющее столь же неотъемлемое условие его существования, каким для британца является понятие «чести и достоинства».
Князь, коль скоро ему суждено полюбить, будет обречен любить не только сердцем, но и душой, и если, чему сейчас приходилось верить, Локита и впрямь воцарилась в этой душе, то лорд Марстон мог бы поручиться, что подобное случилось с его другом впервые.
Князь подошел к окну и, откинув свою красивую голову, устремил взгляд на звездное небо:
— Локита — это звездочка. И все же я буду держать ее в своих руках, ибо так предначертано было в тот день, когда первая звезда вспыхнула на этом небе.
Когда следующим утром лорд Марстон спустился к завтраку, его хозяин уже занимал за столом свое обычное место.
На обоих были костюмы для верховой езды, поскольку, покончив с завтраком, князь неизменно отправлялся в конные прогулки по Булонскому лесу, в которых лорд Марстон, в особенности благодаря возможности оседлать превосходных княжеских скакунов, всегда принимал участие с большой охотой.
При первом же взгляде на князя лорд Марстон заметил в выразительных глазах друга озорные огоньки, и это означало только одно — что замышляется нечто необычное.
— Если у тебя назначено свидание с Локитой, — сказал лорд Марстон, усаживаясь за стол, — мне нет никакого резона тебя сопровождать.
— Свидание не назначено, но я знаю, как нам ее найти. — Он добродушно рассмеялся: — Я проявил исключительную деликатность, Хьюго. Ты будешь мною гордиться.
— Что же ты такого сделал? — полюбопытствовал лорд Марстон.
— Я выудил из Локиты важные сведения. Мне известно, что она каждое утро отправляется верхом на прогулку по Булонскому лесу. Она похвалила моих лошадей, я спросил ее, садится ли она сама в седло, и она ответила, что предпочитает это занятие любому другому, за исключением танца. Далее мы оба согласились в том, что верховая езда особенно хороша по утрам, когда в Булонском лесу еще не кишит весь парижский свет.
— А дуэнья слышала этот разговор? — спросил лорд Марстон.
— Я узнал то, что мне было нужно, и, сказать по правде, мне показалось, что «дракон» к тому времени еще не до конца проснулся.
— Думаю, излишне говорить, что я считаю твое поведение возмутительным?
— Только англичане способны твердить свою же поговорку «В любви и на войне все средства хороши» и даже не помышлять о том, чтобы претворить ее в жизнь! — съязвил князь.
— Джентльмены должны помышлять о подвиге, — сухо заметил лорд Марстон. — Но ты, Иван, попросту застрелил сидящую утку. Невелика доблесть.
