— Когда ты жил в России, Серж, тебе приходилось слышать фамилию князей Волконских?
— Как же иначе, княжна, — отозвался Серж. — Это фамилия очень славная и благородная.
Когда они оставались наедине, Серж всегда звал Локиту «княжной», что по-русски означает «принцесса».
Она помнила, что когда была еще совсем маленькой, Серж частенько говорил ей:
— А сейчас давайте прокатимся у меня на плечах, княжна, — и с этими словами поднимал ее, смеющуюся, высоко-высоко над землей.
Теперь же мисс Андерсон раздражало, что он не называет ее «мадемуазель».
— Мы во Франции, Серж, — сурово возвещала она. — И здесь есть только мадемуазель Локита.
Серж склонял голову в знак повиновения, но стоило им остаться вдвоем, как он вновь прибегал к титулу, которым, она знала, он только и именует ее про себя.
— Расскажи мне о Волконских, — попросила она.
— С тех пор прошло уже много лет, княжна, — сказал он. — Я помню лишь, что они были очень богаты, могущественны и приходились родственниками государю.
— Императору Николаю? — спросила Локита, догадываясь, что тот имеет в виду Николая I, который занимал русский престол в бытность Сержа в России.
Предчувствие не обмануло ее: при упоминании о Николае глаза Сержа затуманились. Из прочитанных книг по истории Локита знала, что Николай I был одним из самых жестких государей Европы.
Унаследовав трон, он за считанные годы превратил в казарму необъятную империю. Власть для него сводилась исключительно к возможности насаждать армейскую муштру.
Однажды Локита, заинтригованная прочитанным, решила расспросить отца об императоре Николае.
Тот ответил не сразу, затем голосом, который изменился почти до неузнаваемости, медленно произнес:
— Его леденящий душу взор приводил в трепет всех его придворных, да и каждого петербуржца.
— Он был так жесток, папа?
— Невообразимо жесток, — сказал отец. — Он сослал князя Юсупова на Кавказ только за то, что у князя был роман, который не пришелся по нраву его матери. Он завел себе также чудовищную привычку объявлять душевнобольными людей, которые чем-то ему не угодили.
— Какой страшный человек, папа! — воскликнула Локита.
— Его боялась и ненавидела вся Россия — мужчины, женщины, дети, — с трудом вымолвил отец. — Теперь в этом мире дышится спокойнее.
Он говорил все это с таким тяжелым чувством, что Локита легко догадалась: даже одно упоминание имени царя причиняло ему какие-то личные страдания. И потому, решив более не тревожить его расспросами, она стала рыться в книгах, пытаясь отыскать новые сведения об этом человеке.
Ему ничего не стоило, узнавала она, заставить тысячи людей превращать залы для танцев в сады с фонтанами и декоративными каменными горками, а настоящие сады — в пышные восточные хоромы.
К ужину за царский стол в Зимнем дворце садилась тысяча приглашенных, и, хотя город за окнами был скован ледяным безмолвием, в галереях дворца цвели яркие экзотические растения, и гостям казалось, что лето так и не кончалось.
А в это же самое время по всей стране крестьянство жило в неописуемой нищете и убожестве. Даже мелкие чиновники, для которых он ввел специальные присутственные мундиры, порой не знали, во что обуть ноги.
За малейшую провинность человека могли высечь или сослать в Сибирь, и хотя смертная казнь была отменена, все знали о случаях, когда людей насмерть забивали розгами.
Помимо жестокости, Николай проявлял склонность к некоторой эксцентричности.
Он добивался того, чтобы все профессора, студенты, инженеры, государственные служащие непременно носили мундиры. Правом же носить усы обладали только армейские чины; усы должны были быть обязательно черные и в случае необходимости подкрашивались.
При помощи тайной полиции царь развязал в стране настоящий террор.
И все же, как удалось узнать Локите, он считался одним из первых красавцев во всей державе.
Исторические описания часто бывали сухи и сдержанны, и потому ей нравилось слушать рассказы Сержа, хотя тот способен был не многое сообщить ей из того, о чем она жаждала выспросить.
Сейчас она раздумывала над тем, что он поведал ей о семье князя Волконского, и вдруг, словно бы вызвав его силой своего воображения, она увидела его самого, несущегося к ней на коне по той самой лужайке, по которой они только недавно галопировали с Сержем.
