— Я те навалю, — предупредил Гнец. — Картошку спалишь. Она уж, наверно, спеклась. Есть давайте.
Обугленной на конце палкой он разгрёб угли, выкатил несколько почерневших печёных картошин. Мальчишки, стараясь не глядеть на незваных гостей, принялись откатывать себе картошины, дуя на пальцы, разламывать обгоревшую корку, скрывающую исходящую паром пропечённую сердцевину.
— Вы тоже берите, — сказал Гнец. — У нас много.
Капюшоны согласно кивнули. Две тонкие руки протянулись к костру, не боясь обжечься, вытащили из самого жара по чёрному клубню, не разламывая, принялись есть. Лиц своих они так и не показали, да и картошка ли была в их руках… скорее клубки тьмы, которая медленно исчезала под капюшонами.
— Соль берите, вот в газетине, — севшим голосом произнёс Гнец.
— Соль — белый враг, — наставительно проскрипел один, а второй добавил непонятно:
— Аще соль обуяет, чим ослонится?
— Я п-понимаю, — почему-то заикаясь, произнёс Антон, — что один человек может п-пропасть, ну, двое, а с десятью — что может случиться?
— Всё, что угодно. Чем больше народа, тем проще их взять. Кто-то непременно испугается, завопит, побежит, куда глаза глядят, а там и паника начнётся. Напуганных людишек только успевай на вилы поддевать.
— Как на вилы? — прошептала Лиза.
— Это я фигурально.
— Чего?
— Понарошку, — пояснил сестре Федя. — Чтобы страшнее было.
— А!.. Нечестно так пугать.
— Вы сами просили страшилку, — заметил капюшон.
— Вы, лучше, скажите, — осторожно сформулировал вопрос Костя, — деда Мамая, почему никто не трогал?
— Как его тронешь? Он же шальной. Пойдёт на рыбалку с ночёвкой; другие так не ходят, а ему хоть бы хны. Костерок затеплит и сидит. Подходит к нему чудище преисподнее, другой бы со страху помер, а Мамай только рад. У гостя зубы две пяди длиной, а дед ничего не видит, знай рассказывает, как щуку на жерлицу ловить. Как такого взять?
— Понятно, — значительно сказал Костя.
Понятно было всем. Ужин продолжался в тягостном молчании. Каждый старательно не замечал в ночных гостях никаких странностей. Потом издалека донёсся звук выстрела.
— Это ещё что? — приподнявшись, произнёс Гнец.
— Наверное, отец нас ищет, — ответил Федя. — Я же не сказался, куда мы идём, нас бы никто не отпустил на ночь глядя.
— Теперь выпорют, — рассудил Серёжа.
— Пусть порют. Что же мне, всё лето дома сидеть?
— Сейчас лучше бы дома.
— Давай, — предложила Лиза, — скажем, что я сама сбежала, а ты меня спас.
— Лучше не врать, — возразил Фёдор. — Меньше достанется.
Грохнул второй выстрел.
— Надо идти. Слышишь, волнуются.
— Вот что, — Гнец встал. — Разбегаться в разные стороны среди ночи — не дело. Вместе сюда пришли, вместе и уходим. Костёр вам оставляем, — повернулся он к гостям, — будете уходить — загасите. Тут в бутылке вода, а мало будет — в речке наберёте.
— Это мы понимаем, — согласились капюшоны.
— В углях ещё картошки полно, а тут — соль. Это вам оставляем, а самим идти надо. Сами слышите, девочку родители ищут.
— Мы всё слышим, — подтвердил капюшон, перекатывая в ладонях комок тьмы.
— Слышите, да не понимаете! — вмешалась Лиза. Она подбежала к костру, вырвала из неживых рук тёмные клубки и зашвырнула в сторону камышей. На тонкие прутики наколола две картошины, вручила их чёрным гостям. — Вот картошка! Её и ешьте. С солью. А гадость эту вашу кушать не смейте. Теперь понятно?
— Теперь всё понятно, — в унисон протянули капюшоны.
Кто-то из мальчишек отчётливо застонал. Если прежде можно было делать вид, будто ничего не замечаешь, то теперь, когда всё сказано впрямую, притвориться уже не получится.
— Мы пошли, — сдавлено произнёс Гнец.
— До скорого свидания, — двусмысленно попрощались капюшоны.
Взявшись за руки, ребята направились в темноту. Лиза держала за руку брата, другой рукой уцепилась за Костю. Слева за Костину руку взялся Серёжик, а вторая Федина рука в ладони у Антона. Родик несколько мгновений метался, но потом и он нашёл своё место в общем ряду.
— Красиво идут, — заметил один из капюшонов, облупляя с картошины подгоревшую корочку. — Думают, это им поможет. «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».
