Свой мешок я оставил рядом с ее и проверил инструменты на поясе. У меня с собой танглер и станнер, оба со свежими зарядами, длинный нож, загадочная цепочка в кармане, фонарик. Впрочем, фонарик вряд ли понадобится: сейчас середина дня, и мы не должны задержаться надолго. Да, все, что необходимо странствующему, у меня под рукой.
Сняв поклажу с гаров, мы сложили ее напротив остатков моста и отправились взглянуть, что может находиться в городе. Илло шла впереди. Я еще только устанавливал канистры с водой рядом с остальной поклажей, как она уже двинулась по мосту, и я не успел ее остановить.
Она легко и ловко перешагивала с одного камня на другой; дважды ей пришлось перепрыгивать через промежутки между камнями. Коричневая вода внизу казалась маслянистой, словно это не вода, а сок каких-то вредных растений. Я внимательно смотрел, как переходит девушка, прежде чем переходить самому. Ни на поверхности воды, ни под ней никакого движения. Но между камней вполне может скрываться такое чудовище, как то, что напало на наш фургон. Поэтому я стоял со станнером в руке, настороженно ожидая малейшего движения, пока Илло не оказалась на другой стороне. Как целительница, она не носила никакого оружия – отказалась взять второй станнер, и на поясе у нее только нож с длинным лезвием – рабочий инструмент целительницы и путника. Но он бесполезен против бронированного чешуйчатого чудовища.
Перейдя реку, она повернулась, и я сразу ступил на первый камень: не хотел, чтобы она подумала, будто я оставляю ее одну. Некоторые камни оказались неустойчивыми, и я пожалел, что не прихватил веревку. Она осталась среди поклажи. Нам нужно было связаться этой веревкой: если один упадет в воду, второй сможет вытащить.
Как чаще всего бывает после дурных предчувствий, мы без всяких затруднений прошли в Рощу Вура. Мост переходил непосредственно в то, что когда-то было главной улицей города, и здесь незнакомой растительности было мало. Мы ножами прорубили тропу, обнаружив, что стена растительности неширокая, а за ней – открытое пространство.
– Цветы! – Я показал туда, где они росли в садах, которые когда-то отделяли один дом от другого.
Как и в Мунго, яркие цветки казались языками пламени вечного, но невидимого огня. Но… они оставались неподвижными. Не двигались, пока мы не пошли дальше. Я схватил Илло за руку и задержал.
– Посмотри на них!
Они уже не неподвижны. Напротив, раскачивались, кланялись, поворачивали лепестки в разные стороны. У меня появилось неприятное ощущение, что они живы – жизнью, которую я не могу понять, что они пытаются вырвать корни из земли и наброситься на нас.
– Они чувствуют нас… – Девушка говорила негромко и не пыталась вырвать руку. – Это правда: они чувствуют наше присутствие.
Но на открытом пространстве главной дороги не было ни одного цветка. Конечно, думать о том, что они могут на нас напасть – это детский страх. Растение на такое не способно – я по крайней мере не могу в это поверить.
– Но кто они? – продолжала девушка. – Часовые, стражники?..
Она сделал движение, как будто собиралась уйти с середины дороги, подойти поближе к этим ярким извивающимся цветам. Я удержал ее.
– Не знаю, кто они – но чувствую, что лучше держаться от них подальше.
– Наверно, ты прав, – согласилась она.
И снова, приближаясь к центру города, мы видели, что здесь разрушений меньше. Дома целы, но на их серых стенах зеленые пятна растительности, как будто их осквернила какая-то плесень или грибок. Ибо эта растительность злая. Я был в этом так же уверен, как в самом себе. Гнилая, хотя гниль не видна глазу. Как будто питается разложением.
Неожиданно Илло остановилась, повернулась и посмотрела на дом справа. Он ничем не отличался от тех, что мы миновали, – те же самые стены в пятнах, те же кивающие, извивающиеся цветы.
– В чем дело?
– Это… не… – Она прижала ладонь ко лбу. – На мгновение, всего лишь на мгновение я подумала… Но не смогла удержать мысль. Нет, не могу вспомнить. – Голос ее звучал высоко, и в нем слышалось отчаяние.
Вероятно, следовало предложить войти в дом и осмотреть его. Может, это был ее дом… Но я не мог заставить себя или позволить ей пересечь участок, где росли цветы, чтобы добраться до дверного проема.
