– Те, что нашли тебя и остальных, должно быть, забрали ленты…
– Но их должны были бы сохранить в Портсити. И архивы всех остальных погибших поселков. Но их нет в каталогах.
Она права. Если бы такие записи существовали, мой отец отыскал бы их. Он делал собственные записи в тех местах, которые исследовал. Однако, хотя, бывая в Портсити, мы регулярно навещали архив, не помню, чтобы он спрашивал о записях, сделанных в городах до их гибели. Отсутствующие ленты – кому они понадобились и зачем?
В Мунго все жители погибли. Может, в других местах было по-другому? Эта женщина, которая тронулась рассудком… Та самая, которую нашли в Роще Вура, а потом проследили до Чащобы. Может, она знала нечто такое, что не сумели извлечь из нее эксперты за короткое время до побега?
– Кому нужны эти записи? – спросил я вслух.
– Тому, – Илло пришла к тому же заключению, что и я, – кто хотел больше узнать о нас.
– Но это открытая планета, – возразил я. – Здесь никогда не находили никаких следов предтеч. Приборы не обнаружили разума выше уровня гаров и, может быть, горных корандов.
– А что если действует искажение… – медленно сказала девушка. – Чащоба … она действует, как искажающее устройство… это мы точно знаем.
Все снова упирается в Чащобу! Не хотелось верить, что разгадка в ней. Никто не мог в нее проникнуть. Разве что сюда привезли бы огромные машины уничтожения. Но такие машины давно запрещены Конфедерацией Лиги. Однако даже в таком случае, если в Чащобе действительно скрывается разумная жизнь, враждебная нам или нет, мы этого никогда не узнаем. Потому что адские машины уничтожают все, и остается только обожженная пустая планета, затянутая облаками пыли.
– Если ответ в Чащобе… – я пожал плечами.
– Да, если он там… – Но в ее голосе не было безнадежности. Что-то в ее тоне привлекло мое внимание, я посмотрел на девушку и увидел, что она задумчиво смотрит на пустые стеллажи.
– Должно быть какое-то разумное основание! – В ней чувствовался новый прилив энергии, как будто она, приняв решение, хотела немедленно его осуществлять. – Ты когда-нибудь подходил к Чащобе, был на самом ее краю?
– Нет. Не было причин… и я не знаю ни одного странствующего, который бы там был. Читал отчеты в Портсити – этого достаточно.
– Не всегда. Большинство отчетов составлено инопланетниками.
– Подготовленными инопланетниками, – сразу напомнил я.
– Да, подготовленными. Но их учат полагаться на оборудование. А у тебя есть инстинкт странствующего – должен быть. Может ли инопланетник без всяких приборов проложить маршрут для фургона с упряжкой гаров?
– Он, вероятно, кончит тем, что пошлет призыв о помощи, – ответил я. Все знакомые мне инопланетники были шахтерами, космонавтами и купцами из Портсити. Никто из них не выжил бы на равнинах, не смог бы проложить курс по местности или повести по маршруту упряжку гаров. Да, я пользовался инопланетным оборудованием, но самым простым и больше полагался на свои чувства, а не на приборы. В этом отношении Илло права. Точно так же как она способна излечить больного, которого инопланетная медицина признает безнадежным.
– Видишь? С самого основания поселков наши люди никогда не пытались узнать больше о Чащобе. Правда в том, что мы ее боимся.
– И не без оснований. Тех, кто в ней заблудился, никогда не находят. Были две картографических экспедиции с Альсабана, последний их сигнал был получен с восточной окраины Чащобы. Потом флаер Херцо и еще один – компании Рекки…
– Все они инопланетники.
– Лаузер не был инопланетником, – возразил я. – В 30 году ПВ (после высадки) он сорок дней шел вдоль Чащобы.
– Верно. Но его экспедиция шла по краю Чащобы, не углубляясь.
– Санзор! – Я смотрел на девушку. – Сразу после похода Лаузера погиб Санзор!
Возможно, последовательность этих двух событий случайна. Мне никогда не приходило в голову, что тут может существовать связь. И никто не вспоминал, что гибель первого самого далекого владения, совсем маленького – ее приписали эпидемии, – произошла сразу после возвращения Лаузера из долгого перехода и его пробной попытки проникнуть в Чащобу.
– Если что-то встревожилось, испугалось… – медленно говорила Илло. – Если для них мы такие же чужаки, каким нам кажется чудовище из ручья… переход Лаузера мог быть воспринят как угроза, которой нужно противостоять.
