Ветле надеялся, что она забыла о том нелепом бракосочетании. Несмотря ни на что, им же всего лишь по семнадцать лет и они еще не созрели для брака.
«Во всяком случае, я», — подумал он, задумчиво разглядывая ее.
Она, это было видно, восхищалась поездкой на автомобиле. Раньше она никогда не ездила в машине. Ей казалось, что они с визгом летят по дороге.
В действительности же автомобиль трясся и жалобно протестовал, пробегая от одного места к другому. Андре боялся, что машина не доедет до дома.
Ветле почувствовал, что должен нарушить молчание. Он был единственным, кто мог поговорить с девушкой.
— Жанна, Хуанита, Ханне, Женевьева… Как лучше теперь тебя называть?
— Х-ханне, — ответила она ужасным горловым голосом, и глаза ее заблестели.
— Хорошо, Ханне. Мой отец предоставит тебе работу сестры милосердия. Если тебе этого захочется. Ясным голосом она произнесла:
— О-о! Флорентийский соловей? Ходить от кровати к кровати с лампой и утешать умирающих?
— Вряд ли! Менять у них белье, когда они сходят под себя, поднимать и переворачивать тяжелых больных, получать нагоняи от до смерти уставших врачей…
— Вот как! Мне приходилось выполнять в монастыре и более трудную работу.
— Да?
— Нагоняи я получала каждый день, а одна из монахинь заболела отвратительнейшей экземой, другая же…
— Нет, постой, я верю тебе. Сам-то я не умею ухаживать за больными. Так ты хочешь?
— С большим удовольствием. Это будет моим новым призванием.
— Ханне, призвание — это хорошо, но ты будешь за это получать и деньги.
— Что? Деньги? Я не имею права брать деньги.
И тут она вспомнила, что свободна от монастырских правил и засияла, словно солнце.
Ханне внесла огромные изменения в повседневную жизнь уезда и, прежде всего, в жизнь виллы Вольденов. Вела она себя каждый раз по-разному. В один день поведение ее отличалось святостью. Сидела тихо и смиренно, перебирая пальцами четки, и отвергала все, что не имело отношения к богобоязненности. Современную женскую моду с ее короткими юбками и стрижку под мальчика считала отвратительными, называла «данью антихристу».
Юношей и мужчин называла греховодниками, несмотря на их поведение. Норвежцы в ее глазах были язычниками, а их церкви богохульством.
В другие дни она начинала шумно веселиться в ликующем восторге от того, что она снова живет. В такие дни она становилась дикой, и Ветле приходилось почти стеречь ее, чтобы она не оказалась в объятиях какого-нибудь бессовестного молодого парня.
(По правде говоря, он ревновал, но признаваться в этом не хотел).
Потом наступали сентиментальные дни… «Никто обо мне не заботится, мне на целом свете не на кого опереться». Эти дни были наиболее тяжелыми, ибо Ветле полагал себя обязанным убеждать ее в том, что все окружающие, и он в том числе, очень любят ее. Однажды он слишком усердно пытался утешить ее. Что тут началось! Он с трудом выбрался из этого боя и следует сказать не без повреждений. Такого он больше никогда не желал!
Были и тихие дни, когда она по-настоящему уходила в себя. Ее глаза становились грустными, и окружающие могли видеть, как глубока истинная ее вера в Бога. Все понимали, что ей сейчас очень трудно.
Но все это ушло в прошлое, когда она более или менее выучилась языку и смогла начать работать в больнице. Тогда окружающие ее люди поняли, что все ее недостатки не имеют значения и не стоят их внимания. Они узнали радостную и спокойную Ханне.
Ее любили. Она нашла свое место в жизни. Кристоффер, приходя домой, с радостью рассказывал, что старшая сестра в Жрамменской больнице очень довольна ею.
Жизнь радовала Ханне и она расцвела, словно роза.
Она не однажды могла бы уже испытать первые эротические приключения, ибо мужчины ходили вокруг нее толпами. Но, так или иначе, она всегда вовремя сдерживала себя и доверяла только своему опекуну Ветле. Сказывались ее богобоязненность, строгое монастырское воспитание, но, главное — огромная неразделенная любовь, которую Ханне питала к нему. Ветле пытался не обращать внимания на ее постоянные намеки, ибо считал, что оба они еще слишком молоды. Кроме того, ему нужно было думать об учебе. Учащийся не полезет в постель к девушке. Это означало бы пренебречь будущим.
