>Открываю ящик. Там полным-полно моих записок. Даже не знаю, почему Джерри их не выбросил. Может, ящик в тот самый день прихватила Рэйчел. Прихватила и унесла. Сохранила для меня. И однажды, пока я трудился в гараже Вито, принесла его и поставила на ступеньках моей квартиры. Я вернулся – и бамс, нате вам. Ни письма. Ни записки. Ни даже номера телефона. Почему я решил, что это ее рук дело? Все просто – а чье еще? Я прикинул – ей уже семнадцать, права наверняка есть, смелости не занимать, села в Портленде за руль и махнула в Бостон. Адрес она могла найти на чеках, которые я посылал Джерри. Узнала, где я живу, и решила навестить. Посмотреть, как у меня тут.
>Прочитала ли она письма? Помогли они ей понять, почему я сделал то, что сделал?
>Первые недели я их частенько перебирал. Письма она вернула почти все, включая наброски стихов и звуковую открытку, которую я сделал, когда у нее появился проигрыватель. Я просмотрел их в поисках ответов – она могла оставить что-то на полях, – следы помады, отпечаток ладони…
>Однажды вечером – не знаю, что на меня нашло, – я обрызгал их лимонным соком. Увидел в «Разрушителях мифов», что так делают для выявления невидимых чернил, и решил попробовать. Ничего.
>В общем, ждал ее возвращения. Изо дня в день. Ждал, потому что она знала, где я живу. Ждал, надеялся, молился, чтобы снова ее увидеть. Мне бы и пяти минут хватило – поговорить, сказать ей все… просто увидеть.
>Игра в ожидание оказалась такой же пустой, как и поиски тайных посланий на полях писем. Столько месяцев прошло – и ничего. Ноль. Пусто.
>И вот я думаю, как думал и раньше, долбаными бессонными ночами в тюрьме: а любила ли она меня вообще?
>Хлебаю еще «Мейкерс Марк» и, пока в горле еще не полыхнуло, чиркаю спичкой и наблюдаю, как вспыхивает самая ценная в мире коллекция любовных писем. Для верности брызгаю на них виски, и огонь отзывается одобрительным гулом.
>И тут, в последний момент, понимаю, что не могу это сделать. Просто не могу.
>Лезу в огонь голыми руками. Хватаю клочки, обрывки, а пламя лижет запястья и палит волоски. Бумажки скручиваются, рассыпаются от малейшего прикосновения, разлетаются угольками.
>– Нет! – кричу тупо. – Нет, нет, подождите. Нет.
>Ветерок подхватывает пепел и уносит, а я пытаюсь ловить, спотыкаясь и едва держась на нетвердых ногах. И внезапно приходит он. Звук.
>Звуки тюрьмы не забываются.
>И я слышу их сейчас – они доносятся с другой стороны двора.
>У меня горят волосы. Я не успеваю заметить это вовремя – и тем, наверное, спасаю соседу жизнь: шатаюсь перед домом, машу, как идиот, руками, а волосы вспыхивают ярко-оранжевым пламенем.
>Забредаю в дальний угол и вижу сразу троих.
>– Эйдан, – удивленно говорит первый. Его зовут Карлос, и я узнаю голос мгновенно – парень работает в автомастерской.
>И потом все трое смотрят на черную кучку, лежащую на тротуаре.
>– Вот дерьмо, – говорит второй.
>– Но если он – Эйдан… – начинает третий, явно не самый сообразительный из троицы, и бьет того, кто лежит на тротуаре, ногой в спину. Потом наклоняется и отводит руку для короткого удара.
>В этот момент я понимаю, что держу в руке бутылку «Мейкерс Марк», и делаю самое разумное в данных обстоятельствах: бью донышком об угол дома миссис Г., воздеваю зазубренную стекляшку над головой и, заправленный дешевым виски и неразделенной любовью, устремляюсь в атаку, завывая, как баньши.
>Фигуры в черном бросаются врассыпную. Карлос сваливает первым. Номер третий и в этой ситуации демонстрирует свою заторможенность и тупость. Я тычу своим импровизированным орудием ему в плечо и пускаю кровь. Он вопит как резаный.
>– Вот дерьмо, вот дерьмо, – повторяет и повторяет второй, и я делаю выпад в его сторону. Он отпрыгивает. Я бью наотмашь и цепляю бедро. – Карлос! – взвывает он. – Карлос, какого черта?
>Я взбешен. Я в ярости. Я пьян и зол, и мне осточертело быть в этой игре в жизнь ковриком, о который все вытирают ноги. Я атакую Тупого Раззяву. Наступаю на Орущего Кренделя. Меня не остановить, и спасает их только то, что драчун из меня пьяного еще хуже, чем из меня же трезвого. Да и огонь мешает сосредоточиться.