Нет, еще не совсем, еще листья на тополях молодые, трава внизу, на чахлых газонах возле дома, короткая, недавно пробившаяся сквозь пожухлую прошлогоднюю.
Она вернулась, ища что-то. Газета попалась на глаза. Именно, газета нужна.
Телевизионная программа с двадцать четвертого мая по тридцатое, с понедельника по воскресенье. Значит, скорее всего сегодня двадцать четвертое мая. Театральный сезон еще не кончился. Но — скоро. Может, все-таки пойти к врачу и уговорить его дать справку до конца сезона? Но тогда ей не светит роль в новом спектакле, на которую, судя по словам жены этого самого Ефима, она претендует? Но нужна ли ей эта роль? Чувствует ли она себя сейчас актрисой?
Прислушалась к себе.
Нет. Ничто не манит на сцене. Не хочется.
Но это сейчас. Надо прийти, увидеть, попробовать. И может быть, все вспомнится разом, именно все — от одного прикосновения к любимому делу!
Но где Игорь, вышедший позвонить из автомата? Ведь не меньше трех часов уже прошло!
Прошло еще полчаса, и Игорь наконец явился.
Был бодр. Заговорил от порога:
— Представляешь, Чукичев, подлец, говорит: не телефонный разговор, пришлось ехать к нему, а у него куча народа, пришлось ждать, а в результате он сказал, что еще недельки две надо потерпеть. Это максимум. Я разозлился. Я не марионетка, в конце концов, чтобы меня дергать! Я говорю: Чукичев, ты извини, мы хоть друзья детства, но время деньги, а я из-за тебя полдня потерял! Плати! И он, представляешь, смеется — и достает деньги. И я взял. Правильно я сделал?
— Конечно.
— Еще бы! Вот, кефирчику купил, хлебца, сахару, живем! Хотя к сестре все равно придется ехать. А ты картошечки пожарила? Умничка! Обедать будем или Настю подождем?
— Как хочешь.
— Я поем, пожалуй.
Когда он проходил мимо, она уловила легкий запах чего-то спиртного.
Но вопросов не стала задавать.
Разогрела и наложила ему картошки, открыла пакет кефира, налила в стакан, поставила перед ним, нарезала хлеб. Положила и себе немного картошки.
И вдруг заметила его быстрый взгляд, тут же спрятавшийся, а в нем — тайное недоумение. Наверное, что-то не так сделала? Но что?
Ел он так же бодро, как и говорил, но в этой бодрости, в этой демонстрации голода чувствовалось что-то искусственное.
— Не понимаю, — сказал он вдруг.
— Чего?
— А где твои вопросы, где упреки?
— Какие?
— Но ты же заметила, что я выпил, я же видел, что заметила!
— Ну и что?
— Спроси: где и с кем? Ты же не можешь, чтобы не спросить!
— Если тебе так хочется, спрошу: где и с кем?
— С Чукичевым! Пивом угостил, представь себе! Вот и все объяснение.
— Ну и хорошо, — сказала Лиза, не понимая, отчего он так злится.
— А может, я не у Чукичева был? Разве мне можно верить? Мне нельзя верить!
— Почему?
— Потому что ты подозреваешь всегда черт знает в чем!
— Я не буду тебя подозревать, успокойся!
— Неужели? Тогда я вот поем сейчас и пойду гулять. Один. Просто гулять. Можно мне это?
— Почему бы и нет?
Он швырнул вилку.
Помолчав, спросил:
— А почему это у тебя все-таки курсов сегодня не было?
— Отменили, я же сказала.
— Васенька заболел?
— Не знаю.
— То есть?
— Послушай, я ведь не задаю тебе лишних вопросов, не задавай и ты.
— Та-ак! — Он встал и заходил по кухне. Два шага — поворот, два шага — поворот. — Ты то есть предлагаешь взаимную свободу?
— А у нас ее нет?
— Нет. Потому что ты вечно требуешь отчета за каждый мой час! Где был, с кем был, что делал, что говорил! Ты унижаешься до того, что у дочери выспрашиваешь, куда папа вечером уходил, на сколько! Ты даже рада, что не очень занята в театре, лишь бы побольше дома быть!
— Я больше не буду унижаться. Из-за чего? Из-за такого сокровища?
— Ты о ком?
— О тебе.
Он сел с лицом совершенно ошарашенным.
— То есть в каком смысле — сокровище?
— В уничижительном. Ты смотрел на себя в зеркало? Тебе тридцать пять лет, а ты выглядишь на сорок. И даже больше. Ты пощупай, какое ты пузо распустил. Что, лень чуть-чуть физкультурой заняться?
Он молчал.
А потом вдруг сказал чуть ли не с нежностью:
— Лапсик мой!
И посмотрел на нее выжидательно.
В каждой семье, у каждой пары, думала Лиза, есть кодовые слова, словечки, обороты, которые что-то обозначают. Сейчас он явно произнес именно такие кодовые слова. И она должна соответствующим образом реагировать. Но — как?
