— Да, — сказала Настя. — С вами не соскучишься. Ладно, я опаздываю. Мне сегодня ко второму уроку, между прочим!
— Так бы и сказала, — миролюбиво сказал Игорь.
Лиза нашла веник и совок, стала заметать осколки.
— Кстати, — сказала она. — Не ходил бы при дочери в трусах.
— Ты что, совсем? Доконать меня хочешь? Она дочь мне или кто? Или ты фрейдистка совсем?
— Да нет. Просто не совсем чистые они у тебя.
— А я виноват, что у меня совсем чистых нет?
— Постирай.
— Я?
— Ну не я же, — сказала Лиза. Распрямилась и задумчиво сказала: — Неужели я действительно тебе их стирала? И носки?
— А кто же?
— С ума сойти.
И Лиза опять нагнулась.
А Игорь постоял, посопел над ней и отправился в комнату.
Одеваться.
Потом Настя ушла в школу, Игорь сел смотреть телевизор, а Лиза бесцельно кружила. Ей хотелось больше узнать о себе, хотелось расспросить Игоря, но…
— Что ты маешься? — спросил Игорь. — Тебе на курсы к скольки?
Какие-то курсы, подумала Лиза. Как бы впросак не попасть.
— Сегодня отменили.
— Очень приятно. Будем любоваться весь день друг на друга.
— Я тебе настолько надоела?
— Не надо истолковывать буквально! — Он взглянул на часы. — Ладно, пойду из автомата Чукичеву позвоню. Скажу: или решай вопрос сейчас же, или… Или пойду в домоуправление и устроюсь в самом деле дворником!
Он побрился, почистил зубы, надел линялые джинсы, футболку, старые кроссовки и ушел.
Надо бы и ей зубы почистить.
Лиза вошла в ванную. Там в стакане стояло несколько зубных щеток. Какая ее? Эта, широкая и длинная, вряд ли. Она влажная, это его. Эта, модненькая, с гнущейся ручкой, изивистая вся, скорее всего Настина: все лучшее детям. А ее вот эта: просто и элегантно. Ее вкус. Она взяла щетку и вдруг явственно ощутила чувство брезгливости.
Ты с ума сошла? — спросила она себя мысленно. ЭТО ТВОЯ ЩЕТКА. Ты осталась сама собой, только не помнишь этого.
Но пересилить себя не могла: щетка продолжала казаться чужой, не ей принадлежащей. Поколебавшись, Лиза поставила ее в стакан, выдавила пасту на палец и потерла зубы пальцем, прополоскав затем рот. Полоская, почувствовала что-то. Пошевелила языком, нащупывая. Точно. Вылетевшая пломба. И кажется, давно вылетела. Значит, дупло. Пахнет. И тошнота вдруг неудержимо подступила к горлу. Будто чужие зубы вставили ей в рот и она вынуждена терпеть их дурной запах!
Рехнулась, точно рехнулась, думала Лиза. Белье ведь утром надела — и ничего!
Но тогда она об этом не думала, а сейчас вдруг и белье показалось нестерпимо чужим. Не думать об этом, не думать!
Послышался звонок в дверь. Наверное, муж вернулся.
МУЖ ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ БЫЛА…
Но это был не Игорь. Это была женщина с недобрым лицом и взглядом. Не поздоровавшись, она спросила:
— Твой олух дома?
— Нет.
— Тогда поговорим.
— Поговорим, — согласилась Лиза, гадая, кто эта женщина и о чем она собирается говорить.
Та прошла в комнату, села в кресло, поерзала в нем.
— Мы тоже такие хотим купить. Уютно, удобно. Где брали, за сколько?
— Я не помню, Игорь брал.
Женщина помолчала.
— Я вас обоих понимаю, — сказала она вдруг. — Ефим всю жизнь ни одной смазливой морды не пропускал. Ты сама это знаешь. Но любит он только меня и никуда от меня не уйдет. Потому что нигде он больше не найдет такую дуру. Никакая другая его поганый характер не поймет. Никакая другая ему прощать все не будет. Ну и детей он любит, конечно. Особенно Варьку. Из-за одной Варьки не уйдет, просто обожает ее. Я и тебя понимаю. Надоело на вторых ролях, хочется блеснуть. Понимаю, сама такая же была, слава богу, что перебесилась. Нет, ей-богу, как в администраторы перешла, спать стала нормально, нервы не прыгают, как чертики. Короче, я все понимаю. Но наглеть-то не надо! Нельзя же так в открытую! Все уже болтают об этом. Мне это надо? Ну встретились где-нибудь подальше разик-два в неделю, трахнулись бы потихоньку… У него через месяц пройдет, я знаю. А внаглую — зачем? Показываешь, что ты такая смелая, что на всех тебе наплевать? А если я тоже обнаглею? Вот придет твой олух, а я ему все возьму и скажу. Он же псих у тебя, он же тебя убьет просто. Ты этого хочешь?
Лиза лихорадочно анализировала.
