И от одной мысли, что это может быть так и что мы можем быть с ней вместе, как с Викой, у меня даже голова закружилась.
А теперь спокойствие. Нервных просим удалиться. Потому что это фантастика, конечно, но потом был вообще полный амбец. Такой фантастики никакой фантаст не выдумает.
Последний урок был литература. Лера.
У нее, между прочим, совершенно спокойный вид. Смотрит на меня абсолютно так же, как на всех. Как будто ничего не было. То есть убедилась, что я с собой не покончил и на нее больше не покушаюсь, и успокоилась. И я был рад. И за нее, и за себя. Потому что я на самом деле больше не собирался устраивать для себя эти испытания. Зачем? Она меня только еще больше запрезирает. Упорство — вещь хорошая для мужчины. И для политика. Но настырность — это мальчишество. Не хочу быть настырным. Ну, то есть я в смысле нее успокоился, скажем так. Или отложил на потом. Не важно. Не до нее было. С одной стороны, Вика, с другой — Маша, и надо как-то из этой ситуации выпрыгивать. Так что в общем-то и она меня не замечала, Лера то есть, то есть я так думал, что не замечает, и я ее не замечал, не до этого. И вот литература. Никто ничего не выучил, какая тут учеба тридцатого декабря? Она посердилась немного, а потом стала сама что-то рассказывать. В общем-то интересно, но видно, что без особенной охоты, видно, что ей тоже надоело все на свете. И литература в том числе.
Короче, заканчивается урок, и тут она говорит: если кто-то хочет отметки исправить, то могу на каникулы рефераты дать. Я, говорит, считаю, что надо этим вот. И называет. Меня в том числе.
Ну, у нас народ серьезный, уже вовсю насчет институтов думает, половина уже с репетиторами занимается. Поэтому подошли темы взять. Она каждому дала, я последний оказался. Причем вроде даже не нарочно, а как-то так будто само собой. Короче, мы вдвоем оказались. Она учительским спокойным голосом диктует мне тему, а потом таким же учительским спокойным голосом говорит: ну, с кем будешь под елочкой скакать? Наверно, компания уже собралась?
Я говорю: никакой компании.
Она говорит: а как же?
Я говорю: еще не решил. То есть на автомате говорю.
И тут она выдает: а хочешь со мной Новый год встретить?
И тут я вижу, что не такая уж она спокойная. Я вижу, что у нее пальцы дрожат. И глазами она на меня не смотрит. То есть что получается, что она меня вовсе и не презирает? И за что на меня вообще свалилось все это — и Вика, и Маша, и она? Я знаю, бывают люди там обаятельные и все такое. Красавцы и так далее. В них все влюбляются. Но чтобы в меня все перевлюблялись, я представить этого не мог. Хотя вроде всегда об этом мечтал и даже в общем-то вроде добивался.
На самом деле это я потом подумал, а тогда не помню, о чем думал. Гляжу только, как у нее пальцы дрожат, и говорю: вы что, так шутите?
Она говорит: нет, не шучу. Тебе это будет трудно? Ты с кем-то уже договорился?
Я говорю: ни с кем. Просто я действительно думаю, что вы шутите.
Она говорит: какие уж тут шутки. В одиннадцать вечера завтра я тебя жду, хорошо?
Я говорю: хорошо.
И весь этот день и весь вечер я соображал, как мне поступить. Я задавал вопросы себе.
Вопрос такой, например: с кем бы тебе было спокойней всего и ты бы получил удовольствие?
Ответ: с Викой.
Ладно, другой вопрос: с кем ты больше всего хочешь быть?
Ответ однозначный: с Машей.
Вопрос третий, сложный: а с кем тебе было бы полезнее всего быть — для будущего опыта, для твоего развития и вообще?
Ответ: конечно, с Лерой.
В конце концов, победить одноклассницу, даже если она «Мисс губерния», это еще не победа, а вот победить в шестнадцать лет тридцатилетнюю женщину!..
И я вдруг понял, что не могу себе простить, что опозорился, что разревелся, когда был с Лерой, что мне просто необходимо это переиграть, нельзя оставлять это поражение поражением.
Плохо только, что придется врать.
Что ж, учись.
Как будто я не умею.
Кстати, тридцатого вечером был новогодний бал. Но я еще раньше знал, что не пойду на него. Я терпеть не могу шумных компаний. Общественной музыки не терплю. Я вообще люблю музыку в наушниках слушать. Короче, я знал, что не пойду, хотя меня пытались в самодеятельности задействовать. Ненавижу я эту самодеятельность.
