И абсолютно спокойно стелит постель, потом говорит: отвернись.
Я отворачиваюсь. Потом смотрю: она уже там, под одеялом, только нос высунула.
Ну? — говорит.
Я говорю: не понял!
Но подошел, сел рядом. Начинаю ей объяснять, что она мне страшно нравится. Но я ведь говорил уже и еще раз скажу. Я слишком ответственный человек. Если я захочу быть первым у кого-то, то только у будущей жены. А она вдруг хихикает: да, да, я это слышала.
Тогда в чем дело?
А в том дело, что ты не первый.
Я говорю: здрасте, это когда ты успела?
Она говорит: еще месяц назад. Мне мать еще раньше рассказала, что у них актер такой есть, разведенный — и маньяк. Натуральный маньяк. Если в театр актриса новая поступает, он ее обязательно добивается. Но это еще мелочи. А в чем он основной маньяк: он невинных девушек обожает. Просто страсть у него. Доиграется, в тюрьму попадет за совращение. Где он их отыскивает, неизвестно, но все знают, что если он раз в месяц кого-то не испортит, то ему и жить не хочется. Ну, мать рассказала, посмеялись. А я в театр часто хожу, стала присматриваться к нему. Стала подходы искать. В гримерку зашла, будто случайно. Поговорили пять минут, смотрю, у него уже слюни текут.
Говорит: вы актрисой не хотите стать?
Я говорю: способностей нет.
Кто сказал?
Мать говорит.
Да она просто боится, потому что доля актрисы — нелегкая, если не ставить высокой цели! Но если поставить высокую цель и добиться успеха, то это такое счастье, лучше которого ничего нет. Вы бы, говорит, зашли ко мне, я бы послушал вас, как вы читаете, ну и вообще. И я вам сразу точно скажу, стоит актрисой быть или не стоит. Только не говорите никому, потому что народ знаете какой, все по-своему понимает. Похабники. Все актеры, говорит, похабники.
И дает свой телефон.
Я и позвонила. Договорились. Прихожу к нему. Читаю письмо Татьяны к Онегину.
Он слушает, морщится.
Плохо, говорит. Все данные у вас есть, дикция отличная, интонацию умеете взять, но чего-то не хватает.
Я, как дурочка, спрашиваю: а чего?
Он говорит: наверно, любовного опыта.
Я говорю: так Татьяна тоже девушка была.
Понимаешь? Так и сказала: тоже.
Он аж затрясся весь. Ну, не затрясся, но… Даже страшно стало: глаза в самом деле как у маньяка. Видно, что только об одном и думает. Говорит: это ерунда! Ты не понимаешь, говорит, природы театра! Невинную девушку хорошо сыграть может только женщина! Потому что невинность не может сыграть невинность. Настоящий Гамлет никогда не сыграл бы Гамлета! Как ты собираешься стать актрисой без жизненного опыта? И держишься раскорякой.
То есть даже сердиться начал. Играет то есть. Ты, говорит, своего тела не чувствуешь. Оно у тебя прекрасно, а ты им распорядиться не умеешь.
И подходит ко мне, начинает мне показывать, как спину держать, как ноги ставить, как лицо поворачивать. Основная, говорит, функция женщины на сцене и в жизни — соблазнение. Вот теперь, говорит, ты мертвого соблазнишь.
Причем все тише говорит, почти шепчет. То есть уже умирает. Всю меня облапал, потом прижался. Соблазнила, значит, я его. Какие губы, говорит. Ну и начал губы мои…
Тут я не выдержал. Говорю: а можно без подробностей?
Можно. Через двадцать минут он меня женщиной сделал.
И все? И ты с ним больше не встречалась?
Еще один раз. Контрольный выстрел. Как в криминальной хронике пишут. Сначала стреляют как попало, а потом контрольный выстрел. Чтобы наверняка.
А что, первый раз неясно было?
Ясно. Но все-таки…
И зачем тебе это было нужно?
Она говорит: неужели не понял?
Нет.
Что, в самом деле не понял?
Я говорю: вот пристала!
Она говорит: если ты не понял, тогда ты сволочь. Я для тебя это, сделала.
Я молчу.
Она говорит: отвернись, я оденусь.
Я говорю: извини, конечно, я сразу все понял. Я просто придуривался.
И отвернулся. А она лежит и ничего не делает.
А потом говорит: нет, не дождешься! Это пусть мать моя от всего отказывается, как от отца отказалась. А я так решила: если мне жизнь сама радости не дает, я сама возьму. Если любви не дает, я сама возьму. Я тебе нравлюсь?
Да, конечно.
Ну и хватит с меня. Я тебя люблю, и я тебе нравлюсь. Мне хватит.
В каком смысле?
