На самом деле никакого института Тюря окончить не может, потому что нигде не учится, хотя диплом он еще год назад купил. Там есть все, все подлинное, и фотография его, и подписи, и печати, остается только дату поставить. По этому диплому он экономист. А деньги у Тюри водятся, он валютой занимается, наркотой приторговывает и вообще очень шустрый. Но легкомысленный. Я бы на его месте не устраивал в квартире шалман, если б такими делами занимался. Но он иногда с катушек съезжает. Начинает веселиться, ширяться вовсю. И у него тогда проходной двор. Хотя таких, как Шишел и Бандан, не пускают все-таки. Или Крыся. Правда, Пескоструйка ничем Крыси не лучше.
Короче, еду.
Вышел, иду. Про мужика этого забыл. Поворачиваю к дому, смотрю, а он топает сзади. Ну, топает и топает. По своим делам. Мало ли. Но тут я начинаю вспоминать, что я где-то раньше его видел. Не вспомнил. Думаю: совсем крыша поехала. Уже преследователи всякие чудятся. С какой стати кто-то за мной будет следить? Кому я нужен? И все-таки, когда в подъезд заходил, обернулся. Мужика нет. Поднялся на третий этаж. В окно выглянул. Опять мужик! Стоит и с дворничихой разговаривает. Мне бы, дураку, насторожиться! Мне бы Тюре про это рассказать! Но я от тоски какой-то тупой был. Мне было все равно.
У Тюри уже полно народу. Тюря меня облобызал. Не очень-то приятно, потому что про него слух идет, что голубой. То есть даже не слух, а точно. Но он и с женщинами тоже. Это называется: бисексуал. Не понимаю…
Короче, тут же мне дозу. Героин. Хороший героин, чистый. Никакой тебе вонючей дури в голове, никаких глюков, зато тонус на самом высоком градусе. Можешь десять часов на одном месте сидеть и в одну точку смотреть, и тебе хорошо.
Ну, я и сел. Отдыхаю. Хорошо мне.
Тюря подсаживается: чего грустный?
Я говорю: я не грустный, мне хорошо.
Он говорит: нет, грустный. У тебя проблемы.
Я говорю: в общем-то да. Мне, говорю, женщина нужна.
Он очень обрадовался. Говорит: какие проблемы, нет проблем! Пошли!
Ну, пошел с ним. Пришли в спальню, он ее на ключик, дверь с ключиком. Странно, когда в квартире комнаты вот так запираются. Ну и говорит: тебе не женщина нужна, тебе мужчина нужен.
Меня смех разобрал, я даже не удивляюсь. Мне хорошо.
Он меня целует, обнимает, а мне смешно. Мне хорошо.
Он меня раздевает, а мне смешно. Мне хорошо.
Он меня укладывает, мягко, уютно, сто лет бы лежал. Хорошо. Смешно: хотел мужчиной стать, а меня сейчас женщиной сделают. И пусть.
Он суетится, морда красная стала, а мне смешно. Ничего у него не получается. Смехота.
Он говорит: подожди, у меня таблеточки есть. Сейчас кинем по паре желтых на кишку — на стенку полезешь. И я тоже. А то что-то развинтился. Накинул халат, вышел, ключиком меня запер.
Я лежу, мне тепло, хорошо.
Он вернулся, принес эти таблеточки, мы заглотнули. И скоро чувствую, в самом деле, что я весь мир бы поимел. И он на меня лезет, но я вспомнил, что там Пескоструйка, и так меня к ней потянуло, хоть кричи. И я вылез из-под него, напялил его халат, вышел, нашел Пескоструйку, она у магнитофона лежала. Магнитофон и так орет со страшной силой, а Пескоструйке мало, она ухом к самому динамику и от радости корчится. Я ее поднял, поволок в ванну. И там начал обдирать ее, как дерево. Как кору с дерева. Она шатается и валится, а я прямо рву все на ней. Такое чувство, что если я сейчас это с ней не сделаю, то просто сдохну. Я теперь понимаю, Тюря мне сексовуху дал, не знаю, как правильно эти колеса называются. У нас в городе их нет, их только Тюря и может достать. Я раньше слышал, что от них с ума сходят и в самом деле на стену лезут. А я вот на Пескоструйку полез. Небольшая разница.
Тут страшный грохот.
Потом топот какой-то. Крики. В ванную дверь выламывают, орут: одевайтесь, подонки!
Одеваюсь, а самому смешно. И хорошо. Только мучительно жалко, что не успел. Но потом прошло. Берут нас всех, сажают по машинам. Я чувствую, у меня что-то в куртке лишнее. Сунул руку: ампулы, шприцы, деньги какие-то. Смешно. Хочу выкинуть, а мне по рукам дубинкой, а потом под дых. Профессионально тюкнули, я вырубился.