— Перестань, — негромко сказала Женечка.
Виктор задумчиво посмотрел на Дмитрия. Отказаться от поездки с Женечкой он не хотел. И не мог. Но и смерти Дмитрия, к которому был равнодушен, тоже, как ни странно, не хотел. Попробовать поговорить с ним по-деловому? Вряд ли получится. Но попытка не пытка.
— Хорошо, — сказал он. — Что нужно сделать, чтобы ты отпустил ее?
— Очень просто! — ответил Дмитрий, перелезая обратно. Видимо, у него был уже готовый вариант. — Очень просто: вы берете меня с собой!
— В качестве кого? — спросил Виктор.
— Не бойтесь, в постель к вам не полезу, обещаю. В качестве друга вашей временной семьи. Не более. Я всю жизнь мечтал — на океан. К шоколадным гибким женщинам.
— Так. За мой счет? — деловито осведомился Виктор.
— Почему же, за мой собственный!
— Откуда у тебя он?
— Очень просто! Ты покупаешь пять моих картин за столько, сколько понадобится на дорогу и проживание, вот и все. Через пять лет ты возьмешь за них в десять раз больше.
— Через пять лет я их выкину, — сказал Виктор. — Но я согласен. При условии, что жить ты будешь отдельно.
— Ладно.
— Что будешь как можно реже попадаться на глаза.
— Ладно.
— И обязательно найдешь себе женщину на эти три недели. Если хочешь, я тебе помогу.
— Обойдусь! Я, между прочим, английским владею, если ты помнишь, не хуже тебя!
— А паспорт заграничный у тебя есть?
— Год назад оформил. На всякий случай.
— А у тебя? — спросил Виктор Женечку.
— Нет.
— Ничего, мы это за пару дней уладим. И туристические путевки оформим, и визы, и так далее.
Все обговорили — и повисла пауза. Содержание этой паузы все понимали одинаково: сейчас надо решить, останется ли Женечка сегодня на ночь с Виктором или уйдет с Дмитрием.
Дмитрия всего корежило, он стоял у перил, щурился, кривил губы. И заявил:
— Все в порядке! Мне тошно и плохо! Пусть. Надо довести это до крайности — и пройдет. Я страшно умный, я знаю, страдание не безгранично. Есть предел. Я хочу дойти до этого предела как можно скорее. Если хочешь, Женечка, оставайся здесь. Ты хочешь?
— Да.
— Сволочь, гадина, подлюка! — выкрикнул Дмитрий с чрезмерной шутливостью.
— Я бы очень хотела, чтобы всем было хорошо, — сказала Женечка. — Но так не бывает. Если я останусь, хорошо будет двоим, плохо одному. Если я уйду, хорошо будет одному — и то сомнительно, а плохо двоим. Пусть решает количество, если нет ничего другого.
— Так бы и сбросил тебя отсюда! — сказал Дмитрий. Подошел к ней, обнял, поцеловал, до боли вжимаясь зубами в ее губы. — Благословляю! — воскликнул он ернически. — Мы все идиоты, вы знаете это?
Женечка и Виктор не ответили.
Дмитрий взял со стола начатую бутылку водки.
— Распорядись, чтобы шофер отвез меня домой, — сказал он Виктору.
— Хорошо.
— Счастливо оставаться!
И он ушел.
— Действительно, — сказал Виктор. — В нашей ситуации есть что-то идиотическое.
— Почему? — удивилась Женечка. — Что такого? Обычная жизнь обычных людей. Влюбляются, ругаются, спорят, переживают, страдают даже. Это прекрасно.
— Что? — словно не расслышал Виктор.
— Это хорошо.
— Ты сказала: прекрасно.
— Какая разница?
— Я знаю, как я теперь назову свое вино. «Евгения». Ты согласна?
— Странно спрашивать. Называй как хочешь.
…Когда они поднялись наверх, он вдруг обернулся. Посмотрел на нее так, словно она была не ниже его на три ступеньки, а где-то в стороне и выше.
— Я тебя люблю.
— Спасибо. Я не могу пока сказать тебе того же.
— Я тебя люблю, — сказал Виктор отрешенно, слушая эти слова. — Я никому этого еще не говорил. Даже в детстве, даже в юности. Никогда. На самом деле я вовсе не чувствую, что я тебя люблю. Просто хмарь какая-то, наваждение какое-то. Просто мне захотелось это сказать, вот и все. Скажи мне тоже. Я знаю, что не любишь, но скажи. Я услышать хочу.
— Я тебя люблю, — улыбнулась Женечка, радуясь тому, что Виктору это доставляет такую радость, и счастливая тем, что она может другому человеку дать эту радость.
При этом она вдруг подумала, что Виктор человек все-таки плохой. Вернее, не то что плохой, а напряженно и тайно, но постоянно преступный.
Как всякий подросток.
