– Не успели.
* * *
К деревне мы подошли, когда уже смеркалось. За это время я успела уже раз пять поссориться и помириться с Франсуа и Луисом.
Эта деревня ничем не отличалась от той, где я была до этого: такая же главная площадь, такие же узкие улочки, лучами разбегающиеся от нее, и небольшая таверна, находящаяся неподалеку от площади. Разве что люди были другие, но это не так уж и важно.
Франсуа где–то разменял рубин, и мы остановились в местном отеле – он явно был не пятизвездочным (так, какой–то трактир).
А эти принцы даже не посоветовались со мною! Может, я не хочу здесь задерживаться! Может, я хочу ночевать под открытым небом (Хотя, если честно, я не хочу)!
Но они меня – увы! – не послушались, из чего я сделала вывод, что этому миру явно не достает передовых идей феминизма и женской эмансипации.
Выяснив их намерения, я тихо и мирно пошла подышать свежим воздухом – или, говоря русским языком, выпустить пар после крупной обиды. Деревня эта, если честно, мне не понравилась: везде пыль, грязь, бегающие кругами (как, блин, в каком–то мотокроссе) курицы, валяющиеся в придорожных лужах свиньи и местные жители неопределенного возраста и неопрятной внешности… В общем, кошмар, ужас и разруха.
Гуляла я около часа (не так уж и много, между прочим), и, уже успокоившись и возвращаясь к трактиру, услышала какой–то шум.
Любопытство не порок, а большое свин… Короче, не важно, что именно. В общем, я пошла туда, откуда этот шум раздавался. Это было на какой–то из близлежащих улиц. Дорога шла на горку, и, забравшись на какой–то бугорок, я увидела, что толпа, запрудив всю улицу, собралась «изничтожать» какой–то «классово чуждый элемент».
Люди, насколько я могла судить, были очень рассержены (все были вооружены кольями, лопатами, топорами и другими орудиями труда), а тем самым «чуждым элементом» был… Луис.
И что мне теперь делать? Плюнуть на все и пойти своей дорогой? С одной стороны, я знаю его только пару дней. А с другой – как–то не удобно его просто так бросить…
В общем, я растолкала толпу и пробилась к Луису:
– Что здесь происходит? – я старалась говорить как можно более строго.
Толпа зашушукалась, и вперед был вытолкнут самый храбрый:
– Миледи, не подходите к нему, это – вампир, – пробормотал этот «храбрец» и сразу же юркнул обратно.
– Вампир? С чего вы это взяли?
Со всех сторон раздался нестройный хор самых разнообразных высказываний. Я, честно говоря, ничего не поняла, а потому закричала в ответ:
– Да замолчите же вы все! – а когда все заткнулись, продолжила. – Пусть говорит кто–нибудь один.
Вперед вылез тот же самый храбрец:
– Миледи, ну, он же одет во все черное, да и сам темный какой–то, смуглый… А ведь именно так и выглядят создания тьмы.
Произнеся эти слова, «храбрец» как–то побледнел и скукожился. Ясно, боится, что мы вдвоем сейчас его покусаем.
Я лихорадочно подыскивала доводы, после произнесения которых, меня бы не сожгли на костре и не повесили бы, и вдруг меня озарило:
– Я могу доказать, что этот человек не вампир, – я произнесла эти слова тоном достойным самой Клеопатры.
– Но, миледи, как? – поинтересовался чей–то неуверенный голос. Похоже, это был тот же самый «храбрец».
– Вы мне не верите?! – я сделала вид, что готова ниспослать на голову нечестивца все громы и молнии небесные.
– Верим, миледи, но… – голос стал ещё неувереннее.
– Ладно, – вздохнула я. – У кого–нибудь есть серебро?
Вперед выступил какой–то то ли священник, то ли монах (кто их, католиков, разберёт!), который держал в вытянутых дрожащих руках огромный крест. По–видимому, серебряный.
Луис, молчавший до этого времени, удивленно покосился на меня и шепотом поинтересовался:
– И что я должен делать? – в его голосе звучало искреннее недоумение.
– Поцелуй крест, идиот, – я лучезарно улыбалась окружившей нас толпе.
После того, как Луис выполнил мою вежливую просьбу, толпа медленно начала рассасываться. Через пару минут мы остались одни.
* * *
Некоторое время мы шли молча, но я не могла долго сдерживаться и, наконец, спросила:
– Слушай, а что ты там делал? Ты ведь, вроде как оставался с Франсуа?
