Если продолжить эту логику, то вещью-в-себе для представителей специальных наук всегда останется и человек, взятый в целом. Физиолог может предложить нам только физиологическую картину человека, психолог — только психологическую, а знание о человеке, добытое паразитологами, как однажды выразился П.В.Копнин, лишь чисто внешним образом может быть соединено с тем знанием о человеке, которое достигается эстетикой. Нелепость стремления получить знания «картину человека вообще» становится очевидна нелепость, если вообразить такую картину. Некий начальник, облеченный огромными полномочиями, собирает в огромном зале всех выдающихся представителей специальных наук, которые заняты исследованием человека. Он объявляет тему конференции: человек вообще. А после этого бесцеремонно прерывает выступления физиологов, психологов, медиков, эстетиков словами: «Вы, как представители частных наук, даете всего лишь частную, однобокую картину человека. А мне надо знать, как выглядит человек вообще, с точек зрения всех наук сразу».
Именно такое (общенаучное мировоззрение) и пытались создать представители диалектического и исторического материализма. Не стоит представлять себе этих людей невеждами, которые никогда не читали Канта и не были знакомы с его тезисом о невозможности создать средствами опытных наук сводную картину мира в целом. Но они вынуждены были решать эту задачу, не имеющую решения, потому что эта задача была поставлена перед ними партией воинствующих атеистов.
То, что было невозможно для всех опытных наук, вместе взятых, с успехом осуществляла религия. Теологи, ничтожесумняшеся, изображали, каким именно образом Бог создал единый мир. Затем они описывали то место и ту роль, которые Бог отвел человеку. После этого теологи рисовали праведный путь, соответствующий замыслу Бога и заканчивающийся поощрением для следующих по нему. А так же рисовали путь, причиной вступления на который было непонимание поставленных Богом целей перед человеком. Таким образом, из определенной картины мира в целом и определенного представления о месте человека в этом мире вытекала вполне определенная этика. Носитель этой этики, получивший религиозное воспитание, считал себя и своих единоверцев более ценным и достойным человеком, чем «иноверцы».
Представители науки, с немалым удивлением для себя, обнаружили, что такая религиозная картина мира легко выдерживает критику со стороны «точных», «специальных», «опытных» наук. Можно тысячу раз обращать внимание верующего на то, что священное писание не соответствует представлениям современной науки, что звезды отнюдь не являются хрустальными гвоздиками забитыми в небесный свод, что животные обладают явным морфологическим сходством с человеком, а потому этот последний вовсе не являет собой уникальный проект, созданный на особый день творения, и т. д., и т. п. Но верующий с легкостью проигнорирует такие несоответствия по одной простой причине: он предпочтет религию именно потому, что она дает ему жизненно необходимое, что никогда не дадут специальные науки — цельное единое мировоззрение, внятное представление о задачах человека в мире, и тем самым, основу для этики, направляющей и поддерживающей человека в мире.
Выдающийся психиатр и философ Карл Ясперс, убедительно показал, что отсутствие такого цельного мировоззрения — «жизневоззрения» приводит человека к психологической дезориентации, вызывает у него невротические состояния, и делает в итоге его нежизнеспособным.
За несколько десятилетий до Карла Ясперса о том же самом говорил Л.Н.Толстой, противопоставляя просвещенного, но утратившего единство мировоззрения человека из высших слоев общества наивному крестьянину, для которого целостное религиозное мировоззрение представляется незыблемо твердым.
Если диалектический и исторический материализм намеревался вытеснить религиозное мировоззрение и заменить его научным, он должен был решить ту же самую задачу, что и религия. Из данных науки он должен был сконструировать единую картину, изображающую мир вообще и человека в нем. Из этой картины должно было со всей ясностью вытекать назначение человека в мире и, следовательно, представление о правильном пути, который должен избрать достойный. И, наоборот, из этого же самого панорамного полотна должно было следовать с железной необходимостью представление о пагубности всех иных путей.
