Дядя Тепа стал дирижировать облаками.
– Демиург хренов, – сказал Щукин.
– Нет, что я вам говорил!
Что он говорил? Да и что он мог сказать, говоря? Ничего.
– Только ради этого стоило уехать, – сказал Дядя Тепа.
– И вытерпеть все унижения, – мрачно изрек Чибирев.
– И прожить жизнь, – съехидствовал Щукин.
На ветру было холодно. Дядя Тепа был без перчаток. Он спрятал руки в карманы.
Щукин поглядел на него, как он в пространство глядит. Серьезно глядит, без дураков. Глаза слезятся.
– Но ведь ты уехал не ради этого?
– А ради чего?
– Ты меня спрашиваешь?
– И ради этого тоже.
Чибирев хохотнул.
– Ради мухобоек он здесь.
– Это вы здесь ради мухобоек.
– А ты, значит, нет?
Дядя Тепа отрезал:
– Нет.
Ну, на нет и суда нет, подумал Щукин. Ему захотелось поглубже уязвить товарища, он сказал:
– Красиво, конечно. Но у нас в Крыму не хуже.
Чибирев отозвался мгновенно:
– «В Крыму» – уже не у нас.
Дядя Тепа сказал:
– Ничего. Отвоюем.
* * *
...Где они находились, еще была не вершина. Строго говоря, до вершины надо было пройти метров тридцать по снегу. Макушку горы украшала мачта непонятного назначения, на ней горел огонек. Мачта была огорожена невысоким забором.
Лет бы восемь назад Дядя Тепа залез непременно на мачту. Раз идешь, так ползи до конца.
– Я бы не удивился, если бы здесь был туалет. (Туалета, однако, не было.)
– Ссы вниз, – посоветовал Щукин.
– А давайте вместе. Помните, как мы тогда с Дворцового моста в Неву.
– Я при нем не хочу, – сказал Чибирев, кивнув на грот.
– А я вообще не хочу, – сказал Щукин.
– Один не буду, – пробурчал Дядя Тепа тоном «с вами каши не сваришь».
Стали спускаться. Когда стали спускаться, убедились, как может быстро темнеть. Вопреки ожиданиям скорость спуска по той же дороге была не выше, чем когда поднимались. Потому что стало темно. Сколь уверен был шаг при подъеме, столь нетвердым стал при движении вниз. К тому же стало скользко местами. Гололедица или там гололед – Щукин так до сих пор и не усвоил разницы. В данном случае, с учетом недавнего состояния дороги, причина явления не совсем понятна; коэффициент скольжения почему-то вырос, коэффициент трения отчего-то уменьшился. Чибирев (он грохнулся первым) не стал задумываться о физике процесса, он просто выругался трехэтажным матом.
Дядя Тепа предложил идти по самому краю дороги, здесь относительно рыхлый снег и не скользит. Теперь они шли гуськом. Скорость движения оставляла желать лучшего.
– Темнее не станет, – подбадривал Дядя Тепа.
Снег и в самом деле пытался белеть, а местами поблескивать. Это не воодушевляло, но успокаивало. Даже если будет не видно ни зги, снег виден будет.
Дядя Тепа придумал:
– Идея! Дорога серпантином, согласны? Давайте срежем виток, спустимся вниз по склону, выйдем как раз на нашу дорогу!
– Между прочим, мы в ботинках, – сказал Чибирев.
– Ноги все равно промокли, а так будет быстрее.
И не говоря больше ни слова, он решительно шагнул вниз в сторону ближайшего дерева; он замахал руками, чтобы не потерять равновесие, коснулся левой снегового покрова и, словно в ластах был, заковылял дальше; через несколько шагов Дядя Тепа обнимал дерево.
Сообщил:
– Наст крепкий, нога не проваливается.
– Дядя Тепа, вернись, пожалуйста, – попросил Чибирев. – Нам тебя не вытащить будет.
– За мной! – скомандовал Дядя Тепа, и по тому, как ритмично прохрустел снег под его ногами, Щукин и Чибирев догадались, что их товарищ достиг очередного дерева.
Какое-то время Дядя Тепа не напоминал о себе; наконец послышалось «бля-я-я-я!» – это он помчался вниз на спине.
– Русский самоубийца, – сказал Чибирев.
– Идиот, – уточнил Щукин.
– Тепин, мудило, ты жив? – кричали ему сверху.
– Заебись, мужики, давайте сюда, я вижу дорогу!
– Ни хера ты не видишь! – крикнул ему Чибирев. – Дорога должна быть дальше гораздо, тебе до нее далеко!
Пол-Исакия, подумал Щукин.
– Да вот же она!
– Хорошо! – крикнул Щукин. – Жди нас на дороге, мы к тебе по ней и придем!
– Не слышу!
Голос у Щукина оказался слаб. У Чибирева сильнее:
– Мы придем к тебе по дороге!
– Охренели? – донеслось снизу. – Вы полтора часа идти будете!
Делать нечего, оставалось решиться. Чибирев оказался тяжелее Щукина, поэтому спускался дольше – он с каждым шагом проваливался в снег по колено. Щукина наст чаще выдерживал, лишь оседал под подошвами его ботинок; Щукин шел боком, от дерева к дереву, лицом натыкаясь на ветки и рискуя выколоть глаз. Часть пути он, подобно Дяде Тепе, промчался на спине.
