Страна вина - страница 79

Шрифт
Интервал

стр.

Открыв бар, он вынул бутылку «маотай», вытащил пробку и вылил всю в два больших бокала. Один поставил перед Дин Гоуэром, а второй поднял со словами «За успех твоего расследования!», чокнулся с ним и, запрокинув голову, выпил полцзиня водки одним духом. Потом поднял пустой бокал — желваки ходят, глаза сверкают — и уставился на Дин Гоуэра.

Снова невольно разозлившись на эти желваки, Дин Гоуэр поднял бокал и — была ни была — с бульканьем осушил его.

— Отлично! — одобрительно воскликнул Цзинь Ганцзуань. — Вот это я понимаю, боец! — Он достал из бара целую охапку бутылок, всё знаменитые сорта. — Сейчас посмотрим, кто кого! — заявил он, указывая на всю эту батарею. Проворно открыл бутылки и стал наливать. В водке поднимались пузырьки, разнесся запах алкоголя. — Кто не пьет, у того мать шлюха! — Щека продолжала подергиваться, и теперь, когда церемонии и манеры были отброшены, на Дин Гоуэра смотрело лицо алкоголика. — Что, слабо выпить? — подначивал он, поигрывая желваками и одним махом опрокидывая бокал. — Некоторые и на сына шлюхи согласны, лишь бы не пить!

— Кто сказал, что я не буду пить? — Дин Гоуэр взял бокал и осушил его. На макушке будто открылось потолочное окно, и сознание, превратившись в чудовищную бабочку размером с круглый — лунный — веер, закружилось в свете ламп. — Пить… Весь ваш Цзюго выпью до дна, мать ваш-шу…

Ладонь на глазах выросла до размеров круглой плетеной подстилки, густо торчавшие из нее пальцы потянулись к бутылке, которая уменьшилась до гвоздя, до швейной иглы, а потом вдруг снова выросла в несколько раз, большая, как железное ведро, как валек для белья. Бабочка порхала в то гаснущем, то ярко вспыхивающем свете ламп. Четко видна лишь дергающаяся щека. Пей! Алкоголь медом растекается по горлу. На языке и в пищеводе ни с чем не сравнимое, просто неописуемое чувство. Пей! Он торопится проглотить водку как можно быстрее. Ясно видно, как жидкость с бульканьем стекает вниз по коричневатому пищеводу. Какое дивное ощущение! Чувства воспаряют вверх по стене.

В свете ламп Цзинь Ганцзуань медленно переплывает с одного места на другое, потом вдруг прибавляет скорости, как комета. Его образ острым клинком раскалывает залитое золотистым светом пространство комнаты, и теперь он двигается в этих трещинах, как бы вращаясь вокруг своей оси. А потом и вовсе исчезает.

Казалось, пестрая бабочка устала. Крылья двигаются все тяжелее, словно прибитые росой. Наконец она опускается на один из золоченых канделябров и печально шевелит усиками, наблюдая, как ее оболочка грузно валится на пол.

2

Наставник Мо Янь!

Так долго нет от Вас ответа, что сердце уже не на месте. Неужто Вы расстроились из-за того, что в предыдущем письме я, не помня себя от радости, так разбахвалился? Если это действительно так, Ваш ученик весь трепещет, даже поджилки трясутся. Достоин десяти тысяч смертей за свою провинность. Но, как говорится, высокий за подлым не видит вины, вельможа так велик душой — хоть на ладье плыви.[139] Очень прошу не сопоставлять Ваш кругозор с моим опытом малого ребенка, я вовсе не хочу потерять Ваше расположение. Начиная с сего дня буду прислушиваться к каждому Вашему слову, никогда больше не позволю себе доказывать истину крепким словцом, никогда впредь не посмею зря скандалить.

Если Вы считаете, что блюдо «Дракон и феникс являют добрый знак» выражает уклон к либерализации, я немедленно уберу его из «Ослиной улицы», и всё на этом. Могу также пойти к владельцу ресторана «Пол-аршина» и попросить изъять это блюдо из меню. Несколько дней тому назад я заговорил о Вас, так у него враз глаза заблестели. «Это тот, что „Красный гаолян“ написал?» — спросил он. «Он самый, — подтвердил я. — Мой наставник». «Этот твой наставник — настоящий босяк, у которого слово никогда не расходится с делом. И я очень уважаю его». «Как ты, негодяй этакий, смеешь называть моего наставника босяком!» — возмутился я. «С моей стороны это очень высокая оценка, — ответил он. — В наше время, когда в мире полно надменных лицемеров, настоящий босяк, у которого слово никогда не расходится с делом, на вес золота». К людям необычным, наставник, нельзя применять обычные суждения. Этот господин Ичи — человек странный до необычайности, не поймешь, кто он на самом деле. Разговаривает он бесцеремонно и грубо, но, надеюсь, Вы не станете на это обижаться.


стр.

Похожие книги