такие. Саму эту штуку я не ел, а вот желудочные пилюли из грибов с таким названием принимал, и немало. А недавно в поезде познакомился со специалистом с фармацевтической фабрики. Та поведала, как производят эти пилюли в таком огромном количестве. К «мозгу обезьяны» примешивают другие древесные грибы и еще добавляют обычные, сушеные. Я был поражен: вот уж не думал, что и с лекарствами так химичат. Если даже перед подделкой лекарств не останавливаются, то что вообще осталось настоящего? И наконец, что хочу сказать об этих ужасных ласточкиных гнездах. Я никогда их не видел и не ел. В романе «Сон в красном тереме», помню, при приступах чахотки Линь Дайюй то и дело ест суп из ласточкиных гнезд, так что, надо полагать, штука неплохая, но простому человеку не по карману. Но что это настолько дорого, и в голову не приходило. Можно полжизни горбатиться, и на несколько цзиней не заработаешь. После твоего рассказа ни за что не стану есть ласточкины гнезда: во-первых, потому что дорого, а во-вторых, потому что с ними связано столько жестокости. Я не из лицемерных противников добычи ласточкиных гнезд, но как вспомнишь, что они строят их слюной и кровью, сразу становится не по себе. Моя позиция примерно та же, что и у этой жены из твоего рассказа. Сомневаюсь, что ласточкины гнезда обладают какими-то невероятными свойствами, о которых твердит теща. В Гонконге они очень популярны, но посмотри, кто там ходит по улицам: каждый встречный — коротышка с заострившейся мордочкой и впалыми щеками. Мы, шаньдунцы, едим картофельные оладьи с зеленым луком, так ведь и ростом вымахиваем будь здоров, и красавиц на улицах, может, не толпы, но одну-другую встретишь где угодно. Отсюда вывод: пищевая ценность этих деликатесов и рядом не стояла с жареной картошкой. Ну не глупость ли — тратить столько денег, чтобы есть такую грязь? А вот то, с какой жестокостью уничтожаются домики саланган, — это уже не просто глупость. За последние годы, а особенно после прочтения твоего рассказа, я понял: в том, что касается еды, мы, китайцы, превзошли даже самих себя. Стоит ли говорить, что большинство из тех, у кого есть возможность лакомиться чем-то экзотическим, платят за это не из своего кармана, в то время как простому народу в основном только и надо хоть чем-то живот набить. Мы живем во времена, когда вокруг высятся горы мяса и текут реки вина, и чиновники, которых ты описываешь в своих рассказах, уже превзошли по-дамски изнеженного сычуаньского помещика-деспота Лю Вэньцая,
[178] который ел исключительно перепонки от утиных лап. Такие вещи уже стали явлением обыденным. Несколько лет назад в газетах еще проскальзывали заметки на эту тему, но они никого не волновали. Иногда карикатуры рисовали, а теперь даже этого нет.
Возвращаясь к нашей основной теме. С моей точки зрения, «Ласточкины гнезда» слишком политически окрашены. Считаю, тебе следует унять свое возмущение и переписать рассказ. На тему сбора ласточкиных гнезд, этого старого как мир и очень опасного занятия, окутанного тайнами и легендами, можно создать весьма привлекательную вещь. Но подчеркиваю: с начала и до конца нужно сосредоточиться именно на тайнах и легендах.
Что касается моей поездки в Цзюго, начальство, в общем-то, не возражает. Но до отъезда я должен непременно закончить черновой вариант романа, над которым сейчас работаю. Дату вашего первого фестиваля Обезьяньего вина держу в голове и надеюсь, что к этому времени управлюсь.
Твою рукопись возвращаю экспресс-почтой, с вручением. Прошу уведомить о получении.
Бойкого тебе пера!
Мо Янь
Наставник Мо Янь!
Письмо Ваше получил, рукопись, посланную экспресс-почтой с вручением, — тоже. Вообще-то совсем не обязательно было тратить столько денег, можно было послать простым заказным. Пришло бы на несколько дней позже, и ладно. Все равно я сейчас пишу вещь под названием «Винный небожитель» и править «Ласточкины гнезда» пока не собираюсь.
Сколько чувств всколыхнули в Вас мои «Ласточкины гнезда», наставник! Вы даже вспомнили о детских годах, когда ели вареное лошадиное копыто. Теперь, даже если рассказ никогда не опубликуют, он уже сам по себе достижение: не будь его, разве Вы написали бы такое длинное письмо!