Удавалось ли это нам? Судите сами. Мы были женаты три года. Немалый срок! Однако не помню ни одной сколько-нибудь серьезной ссоры, - да что я, ссоры! - самой пустячной размолвки между нами.
Впрочем, не собираюсь выставлять нас на всеобщее обозрение как некое образцово-показательное семейство. Конечно, и у меня и у Лизы были свои недостатки. Но они, во всяком случае, не могли явиться неприятной неожиданностью. Ведь мы с Лизой дружили еще с детства.
Видимо, нам просто некогда было ссориться. Не успевали набегаться вдосталь по выставкам, побывать в театрах, наконец, посидеть дома вдвоем у затененной уютным абажуром лампы, как опять приходилось укладываться и расставаться - иногда надолго. Частые разлуки поддерживали постоянное напряжение влюбленности - душевное состояние, хорошо знакомое морякам дальнего плавания, зимовщикам и геологоразведчикам.
Мы с Лизой умели ценить свое время. Каждое совместное пребывание в Москве старались сделать ярким, радостным, праздничным.
В прошлом году Лиза вернулась из Якутска в конце ноября. Решено было провести отпуск вместе (впервые!), поехать в "Поречье", дом отдыха возле Звенигорода, отличнейшее место, где можно всласть покататься с гор на лыжах. Я начал уже готовить лыжи. Оказалось - зря!..
В декабре пришлось вылететь в район Восточно-Сибирского моря. "На самый короткий срок, - успокоительно сказали в ГУСМП. - И не жалейте о "Поречье". Взамен предоставим путевку в Сочи. Для ваз и для вашей супруги. В январе, знаете ли, в Сочи розы цветут..."
Но, как водится, командировка затянулась. В Москву я вернулся не в январе, а в марте и уже не застал здесь Лизы.
Что ж, стало быть, придется отдыхать одному!
На юге я до сих пор не бывал. Как-то не пришлось. Даже пальмы видел только на картинах и в кино. Была одна пальма на Земле Ветлугина, но присматриваться к ней не рекомендовалось. Вместо земли кадка набита была опилками, а само деревце - мохнатый ствол и широкие глянцевитые листья довольно искусно сделано из папье-маше.
- Пора, пора отогреться в субтропиках, - сказал мне врач, глубокомысленно кивая. - Нельзя так. Всю жизнь либо в море, либо на зимовке. На одном архипелаге своем сидели, верно, не меньше двух лет. - И добавил шутливо: - Окоченели совсем! Ведь это, говорят, просто ледышка, глыба льда, да еще вдобавок ископаемого...
Именно наши места имеет в виду диктор, когда мрачным голосом оповещает по радио о вторжении из Арктики холодных масс воздуха. С наших мест и начинается сводка погоды. Первыми упоминаются Оймякон, Нарьян-Мар, Земля Ветлугина. Здесь холоднее всего в Советском Союзе. Затем диктор перечисляет Читу, Иркутск, Хабаровск и, постепенно поднимаясь по делениям термометра, называет повеселевшим голосом Сочи - благословенное место, где всегда тепло.
Как часто, собравшись вечером в кают-компании (мы звали ее уют-компанией), сгрудившись тесно у печки - снаружи термометр показывал пятьдесят или сорок пять градусов мороза, - немногочисленное население станции с живейшим интересом прослушивало по радио сводку погоды.
- Каково?! - восхищенно восклицал кто-нибудь. - В Сочи шестнадцать тепла! А у нас сколько? Ого!..
- Шестнадцать градусов - это хорошо, - мечтательно говорил другой. Купаются, я думаю, вовсю...
- Нет, холодно купаться.
- При шестнадцати-то холодно?!.
Завязывался спор, сугубо теоретический, так как обоих спорщиков - и того, кому было холодно при шестнадцати градусах, и того, кто возмущался этим, - отделяло от Сочи расстояние в несколько тысяч километров.
Нужно пересечь по диагонали весь Советский Союз - от северо-восточного его угла и почти до юго-западного, - двигаясь все время вдогонку за солнцем, минуя несколько климатических поясов, чтобы попасть с Восточно-Сибирского моря на Черное, из ледника, из склада с ископаемым льдом, каким, по сути, является Земля Ветлугина, на вечнозеленое, приветливое Черноморское побережье.
Это и был мой маршрут: Земля Ветлугина - Сочи, с дневкой в Москве.
Дневка была хлопотливой.
В ГУСМП задержали до вечера, а оттуда потащили в гостиницу "Москва" к седовцам, среди которых у меня были друзья. Столица переживала радость встречи с участниками легендарного дрейфа на "Седове", незадолго перед тем прибывшими из Мурманска.