Рассветало. И это было прекрасно: по утрам здешний люд обычно выходит в горы. Тут уж наверняка встретишь кого из деревенских.
Он терпеливо ждал, но никто не появлялся. Одолевал голод. Пришлось надергать вокруг лесных кореньев и заморить червячка. В полдень он подполз поближе к деревне Харо и притаился в кустах. Деревня молчала. Высились разморенные зноем десятки соломенных крыш. Нигде ни души. К вечеру Нуп вынужден был вернуться на гору и провести там еще одну ночь. Па другой день какой-то человек, выйдя из деревни, направился в поле. Пуп, сидевший в кустах, разглядел его в лицо: нет, это явно не его земляк. Значит, житель Харо. Впервые за пять лет видел Нуп человека из деревни, куда француз сгонял народ со всей округи. Был он еще молод, в драной набедренной повязке и разорванной рубахе, на шее болталась какая-то вещица, окрашенная вроде в два цвета — синий и красный. Изжелта-бледный, он шел, понуро глядя под ноги.
«Целых пять лет прожил под французом, а только и сподобился этой штуки на шею, — подумал Нуп, — да драной одежки. Ох, люди, люди!.. Выйду-ка я, остановлю его, расспрошу… Только не случилось бы чего. А ну как выдаст меня французу? Да нет, вроде непохоже… француз-то вон до чего парня довел. Видать, и сам он его не жалует…».
Нуп вышел из-за куста. Парень из Харо, вздрогнув, обернулся, оглядел его с головы до пит и, по всему судя, собрался дать деру.
— Постой, — сказал Пун, — Это я, твой земляк из Конгхоа… Спустился сюда с горы, вижу, ты идешь. Дай, думаю, расспрошу человека…
Но нарепь, заслышав слово «Конгхоа», вдруг побелел и, ошалело глядя на Нупа, забормотал:
— Ты… Ты с гор спустился?..
Потом перевел взгляд на самострел. В глазах его промелькнул ужас. Он бросился бежать.
Беда! Добежит до деревни, нашумит — все откроется. Нуп со всех ног кинулся в погоню. Увы, во рту у пего, почитай, два дня не было ни крошки, ноги ослабли, спотыкались о камни и раз пять чуть не подвели его — Нуп едва не рухнул наземь. Деревья на обочинах тропы как нарочно тыкали ветками в лицо. Впереди ничего не было видно. Но он, стиснув зубы, бежал изо всех сил. Шатаясь, добежал до ручья. Вдруг перед ним мелькнула рубашка беглеца. Нуп прыгнул с берега вниз и, настигнув парня, крепко ухватил его за набедренную повязку.
— Ты чего бежишь?.. Чего бежишь?..
Оба, задыхаясь, не слышали друг друга. Не скоро еще у Нупа умолк звон в ушах, растаяла рябь в глазах. И тут он увидел: парень из Харо глядит на него с мольбой и лопочет:
— Не надо… Не убивай меня!.. Это француз!.. Он силком взял меня в проводники… Я не хотел… Не хотел… Не убивай меня…
На виске у Нупа вздулась фиолетовая жила. Ему теперь все было ясно. Крепко держа парня за руку, он почувствовал, как к горлу подкатил горький ком.
— О, проклятый француз! — крикнул он, — До чего ж ты коварен и лют! Заставил людей Харо указать тебе дорогу в Конгхоа. Сам напал на нас, а людям Харо внушил: бойтесь людей Конгхоа. Они ненавидят вас, не простят никогда и поклялись перебить всех до единого… Проклятый француз! По твоему наущенью год назад люди Харо напали с копьями на Конгхоа. И теперь они, повстречав земляка из Конгхоа, боятся его больше, чем тебя, окаянного. О, отчего гадючья пасть твоя источает столько яду?..
Нуп говорил и говорил чуть не до вечера, покуда парень из Харо не избавился от своих страхов. Он обещал, вернувшись в деревню, поговорить с прежним старостой Харо, чтобы тот завтра утром увиделся с Пупом на своем поле. Потом парень ушел. Нуп решил было вернуться на ночь в Конгхоа, но побоялся, как бы не опоздать сюда к завтрашнему утру, не прозевать старосту. Пришлось ему и на этот раз ночевать в лесу. В полночь он слышал, как прошло мимо стадо слонов. Набивая брюхо, они с треском выдирали из земли целые деревья и громогласно трубили. Часть прошлой ночи Нуп просидел на дереве, но теперь лезть на дерево не решился и спрятался в каменную пещеру. Холодное дыхание камня пронизывало все тело, леденя позвонки, пробирая до кишок. Он сунул ноги в груду сухих листьев, лег и задумался. Года три с лишком назад он отпустил пять человек из Конгхоа, пожелавших уйти в крепость Харо, под начало француза. Француз убил тогда четверых. Нынче он снова позволил тридцати землякам вернуться под руку француза в эту же крепость. Но нет, на сей раз он действовал не наобум: среди тридцати ушедших в Харо не было ни единого молодого парня — одни старики и женщины. Да и потом, он решил отправиться следом за ними и не спускать с них глаз. Чтобы при первой возможности выручить не только этих тридцать человек, но еще и восьмерых, захваченных прежде. Освободить их и увести всех назад, в Конгхоа. Как это сделать? Ему и самому пока не было ясно. Но их надо освободить во что бы то ни стало… Скоро, надеялся он, уже рассвет. Но ночь почему-то тянулась бесконечно. Дул ветер, капли оседавшего тумана падали, стуча по засохшим листьям. Нуп сел и, прислонясь спиной к камню, стал ждать. Ждал он долго. Но, как и в прошлую ночь, когда начала заниматься заря, он, сморенный усталостью, уронил голову на камень и забылся сном. Какая-то птица спустилась из поднебесья и закричала. Пронзительный крик ее разбудил Нупа. Солнце уже сияло вовсю…
