Светлые раскаты Голоса стихли. В последний раз раздался небесный выстрел. Это в башню ударила молния. И, как будто от нее запылали черные стены, внезапно стал могучим таинственный белый свет, разгораясь пожаром больше и больше.
Но Демона не открывала лица. Рванула несколько раз за платок, но обнажила только уста. И содрогалась так ужасно, как будто ее трясли невидимые, самые сильные руки.
— Даже через сомкнутые веки проникает этот ужасный, невыносимый, неизбежный Свет, — простонала она. — Алое пекло позади меня, белое пекло впереди меня. Но это пекло хуже… А Он?.. Только моя фантазия… Я не отброшу саму себя.
И тут нежно заговорил князь:
— Ты найдешь себя; ты не обладала собой. Мы не обладаем собой, пока не обладаем всем, пока не растворим в Себе все в любви. То, что является самым ласковым, кажется самым страшным для того, кто, как все люди, привык только к жестокости. А самое отвратительное — самое вкусное. Хельга моя, прислушайся к Нему! Он — один из величайших Богов!
— Ты — его — слышал?
— И видел!
— Все — только — мой фокус-покус! — зашептала она с женским упрямством… — Ведь я живая, безумец!
— Ты Живая; но в одежде, на которой ты лежишь, соломы — нет! Я не вижу этого, но знаю это…
— Значит, ты знаешь все?
— Ты пришла сюда, чтобы отдаться мне и таким образом избежать багрового ада; сегодня наш последний День. Ты пришла сюда так, как ходят на казнь; обедать мертвыми жабами — не пустяк; а я был отвратительнее мертвой жабы. Когда у тебя это не получилось, несмотря на то, что твои глаза были закрыты, ты вернулась к своему первоначальному умыслу: сначала отдаться мне, а потом внезапно подо мной исчезнуть и дьявольски оставить меня, очнувшегося от небесного блаженства, лежащим на — скелете, покрытом ужасной грязью, червями… Это должно было стать последним ударом твоего мщения. Но в эту минуту пришел Он. Чтобы спасти Тебя. Не меня, так как я больше не боюсь. Только теперь я способен разглядеть что-то под тобой…
И вынув из под розовой ткани что-то ужасное — поцеловал это.
— О! — воскликнула она — и отбросила платок. Но глаза остались закрытыми.
— Гельмут — во мне не тлеет более ни малейшей искры мщения. Но этого недостаточно: я должна тебя и — любить… Твоя душа теперь прекрасна — почему тело твое столь уродливо?
— Может быть это не так, Хельгочка. Уродливо только то, что мы видим сквозь призму своей ненависти и отвращения. Только ненависть достойна ненависти, только отвращение отвратительно; нет, даже и оно — нет… И ты, Душа, избавленная от оков тела, до сих пор не видишь этого?
— О душа без тела! Подземный крот не так слеп, как она!
— Хельга, моя Вечная, Богиня спящая! Я стою на границе смерти и Жизни; то, что лежит позади меня — смерть, а Жизнь — то, что мчится на меня. Я вижу их обеих — Божьей милостью — Твоею Милостью — милостью Его, Великого Незнакомца. Ты хотела уничтожить меня, а из самого жалкого сотворила — Избранника Божьего… Через страдание и безумие. Благословенна моя судьба. Благословенны все удары, нанесенные мне Тобой! Благословен Твой Супруг! Благодарю Вас! Я не Бог и Сияние, коими являетесь вы; но все же я являюсь отражением Божьего Сияния, и, следовательно, также им самим. Я — грязь под Твоим ногтем, Возвышенная; но и этого мне достаточно; и это сделало меня Тобой, Тобой — навеки… Самый покорный, до смерти избитый пес тоже Бог. Все сущее, и ты сама — лишь отражение Божественного Сияния — а сам Бог — это лишь Его собственное Отражение…
— Как звучит твой голос! Полон золота и величия… Подай мне руку… Какая маленькая и мягкая… Что — что — что так очаровательно задрожало во мне? Как будто я дотронулась — до Него… — Она вся изогнулась от чувственности. — Боже, это — ты — ты?
И невольно, гонимая только желанием, она открыла глаза. В последний раз заревели небеса. В сто раз усилился белый Свет. Невидимыми стали огни фонарей, как свет от спички в сиянии полуденного солнца. И каждый черный камень старинных стен стал феерическим, солнечным алмазом.
— Кто здесь?.. О! Это не вы… Однако — это вы — вы, это ваше инфантильное, детское выражение, — но как вы потрясающе красивы! Серафим! Бог! Солнечный Бог — само солнце… Все вокруг засияло алмазным светом Твоим… О, как долго я была слепой и не видела твоего Великолепия! О, ты сам был таким слепым, что не видел его, — чтобы я его не увидела… А как ты велик и могуч, ты возвышаешься над звездами, как — Он… Он и ты — вы едины! Ты и я — мы едины! Во Всеобщем сиянии! Ты, Океан Белого Света Моего, безграничного, Ты есть все сущее! Ты совершенство, какое ты нежное и сладкое! Ты мое чудовище — полюбовное! Первоначальный Победный Хаос, ты — всевластная Гармония! Все, что не является Тобой, — лишь диссонанс и убогость! Но ты есть все сущее, только видеть это необходимо; всё — ты, как только это всё узнает, что оно — Ты… Только сейчас, глядя на Тебя, возвышенного и в покорности, божественного и в унижении, я знаю, что это Вездесущность Божья, что Все есть все и Едино… О, какая сладкая Мерзость и какая сияющая Слепота! Насколько сладостна Боль, прекрасна безобразность, правдива Ложь — и как Ночь сверхсолнечна!.. О, приди, Красота Моя Вечная — войди в меня, озари Пробужденную и Спасенную…!
