Итак, тучи над головой Шувалова сгущались серьезные. Он же ни о чем не подозревал и, понервничав немного из-за бессмысленной потери времени, привел свои нервы в порядок и стал снова размышлять о странном начале и возможном ужасном конце культуры Даль.
Попадались речки в обрамлении широких лугов. Иеромонах пил прозрачную воду, крякал, рукавом вытирал губы, радостно вздыхал:
— Благодать господня. Благодать. Нет иного слова. По-прежнему заходил в дома.
— …Ну, а вот вы соберете; сколько же оставите себе, сколько отдадите?
— Себе оставим, сколько нужно. Остальное отдадим, понятно.
— До нового хлеба доживете?
— То есть как?
Странно было это: не боялись голода.
— И платят вам за остальное?
— Платят? — удивлялись люди; взрослый мужик не понимал простых вещей.
— А если нет — откуда же все берете? Живете, я смотрю, не бедно… За что покупаете?
— Что надо, нам дают.
— И опять-таки хватает?
Тут уж они сами начинали сердиться.
— А ты как живешь — иначе? Тебе не хватает?
Воистину — дивны дела твои, Господи.
Ехал дальше. Удивлялся: чисто, аккуратно живут крестьяне, весело. Но чего-то недоставало. За все время ни одной чреватой бабы Иеромонах так и не увидел; прячут их, что ли, от сглаза? И детишек совсем малых не было. Побольше — были, годочков с трех, а младенцев — нет.
И все-таки хорошо было. Ехал, разговаривал с лошадью, когда не было никого другого.
Однажды все-таки увидел такую бабу. Совсем была молодая. На сносях уже. Везли ее куда-то на телеге, и по бокам ехали двое верхами. Была бабочка смутная, зареванная. Стонала тихо. Верховые ехали с неподвижными тяжелыми лицами. Завидев Иеромонаха, показали рукой и прикрикнули: посторонись, мол.
Остановился и долго глядел вслед, покачивая головой. Словно бы дитя никому и не в радость.
«Нехорошо. Дети — дар Божий», — подумал привычно и искренне.
Дальше селения стали попадаться реже. И нивы уже не подряд шли, перемежались длинными клиньями целины. Больше стало деревьев. Вспугнутые, убегали зверюшки вроде зайца, высоко подпрыгивая.
А полоса все шла, все уходила — дальше, дальше… Будоражила любопытство. Иеромонах погонял лошадь. В меру, правда: берег. Этому его учить не надо было.
Загорел — как встарь, до пострига еще, в деревне, загорал за лето. Привык. И ног своих — голых, волосатых, как у беса, — стыдиться перестал; а сперва стыдился. Здесь это не было зазорно.
Сам и не заметил, как въехали в лес. Просто остановился раз, спешился, огляделся — а уже кругом деревья, и за спину зашли, опушку и не разглядеть. Но не смутился: понадобится — полоса и назад выведет. А пока что поедем дальше.
На всякий случай выломал, однако, дубину. Зверь, не приведи Господь, встретится или еще кто… Вез дубину поперек седла.
Вечерами разжигал костерок. Грелся. Пил кипяток. Заправлял его порошком из корабельных припасов, множившим силу. Вздыхал: кваску бы… Эти люди в нем не понимали, никто. Капитан, правда, еще помнил: да, была такая благодать — квас. Хлебный. Настоящий.
Перед сном представлял, будто сидит на корабле перед вычислителем или аналитом. Разговаривает про себя с машиной, нажимает клавиши, вводит программу, проверив предварительно. И, пока жужжит машина, как пчела в колоде, снова будто сам напрягается, закрыв глаза, словно лошади помогает вытянуть воз из колдобины.
Легкое и хитроумное занятие. Другой мир. Цифры живут, любят друг друга, гневаются, сходятся, расходятся, порой идут стенкой друг на друга. Умирают и воскресают — прости, конечно, Господи. Весело живут цифры, деятельно. А он за ними следит и при нужде помогает.
Утром просыпался легко, набирал воды в седельную флягу и дальше пускался по лесу — до новой воды.
Ехал таково по лесу четыре дня.
И вдруг просека кончилась.
Вывела на поляну обширную, аккуратно круглую, и кончилась.
Приехал, значит. Куда только?
Спешился.
Земля тут была теплой. Как кострище, когда разгребаешь угли по сторонам, чтобы тут, на теплом, спать.
Иеромонах покачал головой, удивляясь.
Обошел полянку. Еще одна просека начиналась, видно, тут когда-то. Но за ней ухода не было — заросла. В лесу недолго. И однако, отличить ее можно было сразу: деревья были помоложе, не вековые, как вокруг.
