— Не стану. Скажи только: наверное, быть Хранителем — очень трудно!
— Очень, очень трудно! Недаром же они готовятся много лет, постигая все тайны Уровня. Но достаточно, человек: ты увидел, что хотел, а у меня ведь есть и другие дела.
— Ты прав. Я бесконечно благодарен тебе…
Они вошли в вестибюль. Свет за спиной погас.
В вестибюле Питек едва не столкнулся со стражником, прискакавшим с вестью о стычке. Стражник только что вышел из коридора.
Взгляды их встретились, и Питек понял, что его узнали.
Стражнику и в самом деле трудно было забыть дикий взгляд продолговатых зеленых глаз, глаз охотника и кочевника. Во время схватки они уже смотрели друг на друга.
Питек поклонился чиновнику и поспешно зашагал к выходу.
Затворяя за собой дверь, он увидел, как стражник указывает в его сторону рукой и как меняется выражение лица чиновника.
Питек выбежал на крыльцо. Георгий с той стороны площади махнул ему.
Питек кивнул и побежал вдоль фасада.
Георгий поспешно пошел в ту же сторону.
Он был спокоен. Он заранее чувствовал, когда придется биться и когда дело кончится миром. Сейчас ощущения боя не было.
И в самом деле, никто не погнался за Питеком. Может быть, чиновник не поверил стражнику. А может быть, просто некому было броситься в погоню. В вестибюле не было стражи, да она и не была здесь нужна.
За углом Георгий нагнал Питека, и они не торопясь пошли по городу в том направлении, где в диком парке был оставлен катер с девушкой у экрана тривизора.
Город продолжал неспешно жить. Шли люди, ехали экипажи. Навстречу разведчикам попалось несколько тяжелых возов. Каждый тянула пара сильных тяжеловозов. Колеса тяжело рокотали.
— Тяжелый груз, — заметил Георгий.
— Да. Но малый по объему.
— Железо.
— Пожалуй. Не слишком ли много сопровождающих?
Они проводили телеги взглядом.
— Что это может быть за железо?
Они переглянулись и одновременно кивнули.
И Георгий ощутил, что бой недалек.
— Ну, что ты успел? Видел Хранителя?
— Представь — да.
— Ого!
— И еще кое-что. В доме электричество и электроника.
Они остановились.
— Вот оно как… А я удивился, что здание напротив облицовано пластиком.
— Тоже интересно.
— Электричество… А силовая установка?
— Никаких следов.
— Она в здании, или ток подводится по кабелю? Воздушной линии я не заметил.
Помедлив, они двинулись в путь, чтобы обойти весь квартал. Линии не оказалось.
— Значит, не простой городок…
— Что еще ты увидел?
— Я сообразил примерно, где помещается хотя бы один из Хранителей.
— Идем к катеру. Начинаю сомневаться, что мы найдем его там.
— Ты лети к нашим. А я останусь. Послежу за Хранителями. Может быть, узнаю что-нибудь о Шувалове. Если каждый прохожий может увидеть Хранителя, неужели Шувалов не добьется встречи с ним? Я буду ждать тебя ровно через сутки — местные — на месте посадки.
* * *
Уве-Йорген стоял, подбоченившись. Автомат висел на его груди. Честный, добрый автомат.
— На месте! Раз, два, три!.. Вперед — марш!
«Музыка! — подумал он, прислушиваясь к глухому топоту. — Что все симфонии! Вот — музыка!»
— Взвод — стой! Раз, два!
Бетховен!
— Слева по одному, перебежками, вперед — марш!
Он полюбовался. Да дайте ему последних ублюдков — он и из них через неделю сделает… рыцарей, усмехнулся он краешком рта.
— Как держишь автомат, ты! Как же ты сейчас станешь из него стрелять? Что это тебе — дубина?
«Нет, — подумал он, — люди и на этой планете останутся людьми. И стоит дать им в руки настоящее оружие, как они…»
Как это говорилось у врагов: господь создал одних людей сильными, других — слабыми. Но мистер Кольт изобрел свой сорок пятый калибр и тем уравнял возможности…
— Внимание! По пехоте… В пояс… Длинными очередями…
Защелкали затворы. Пока что впустую. Пока.
Спешившись, Никодим привязывал лошадь к коновязи. Входил. Говорил: «Доброго здоровья». Просил напиться. Ему давали. Если был голоден — кормили. Расспрашивали о новостях. Он тоже расспрашивал. Отвечал — по возможности. Ему было привычно и легко. Вот бы и всю жизнь так. Люди были простые, добрые, работящие. Хорошие. На девушек он старался не глядеть. Все же обет был дан. Конечно, обет этот во все времена нет-нет да и нарушался: человек слаб и грешен. Но не настолько, чтобы уж и чести не знать. Да и отпустить грехи тут не мог никто.
