Казалось, мы вполне могли сэкономить два дня и не раскапывать этот памятник старины. Потому что в нем было пусто. Ничего удивительного: все, что люди везли с собой, должно было послужить им и на новом месте, и, надо полагать, послужило. Так что раздет корабль был буквально до ребер. Сорвали даже внутреннюю облицовку, и везде виднелся один лишь металл, по которому, сливаясь и разбегаясь, струились силовые, информационные и прочие кабели.
Мы шли все дальше и дальше. Здесь, в отличие от нашего корабля, ближе к люку располагались жилые помещения, а управление было вынесено вперед — или вверх, как вам угодно. Когда нам стали попадаться не до конца демонтированные пульты с приборами — в основном, ходовыми, а не энергетическими, — мы поняли, что идем уже по отсекам управления. Их оказалось совсем немного — это понятно, учитывая, что и энергетика, и двигатели машины, не умевшей покидать трехмерное пространство, были намного примитивнее наших. Зато сама машина, ее набор и переборки выглядели значительно массивнее: она была рассчитана на долгие десятилетия полета, и ее строили с солидным запасом.
Наконец мы дошли до конца — попали в отсек, из которого можно было идти только назад. Это был просто конический закуток, набитый проводами. Обшивка здесь была слегка вмята. Ничего интересного в отсеке не оказалось.
Мы возвратились в соседний с ним отсек — видимо, когда-то тут стояли астрономические инструменты и приборы, я понял это по уцелевшим креплениям. Уве-Йорген осветил меня своим фонарем и сказал:
— Ну, надо полагать, ты доволен?
Тон его был в точности таким, чтобы я не обиделся — но и понял, что он обо всем этом думает. Я ответил:
— Фактам приходится верить — и все же я еще не убежден, что все зря. Просто мы не подумали как следует.
— Причину найти всегда можно, — сказал Уве.
— Я не оправдываюсь, — пояснил я. — Просто я всегда доверял интуиции.
— В конце концов, ничего страшного, — утешил меня Рыцарь. — При случае эта лайба нам пригодится — в ней можно чудесно отсидеться, если нам придется туго.
Это мне не очень-то понравилось.
— Ты говоришь так, будто нам неизбежно придется драться со здешними.
— Как же иначе? — сказал Уве-Йорген. — Мы ведь уже начали.
— Ничего, — сказал я. — Договоримся.
— Дорогой капитан, — сказал он мне. — С кем договариваются? Договариваться надо с побежденным. С капитулировавшим. Безоговорочно капитулировавшим. А ведь мы хотим, чтобы они приняли наши условия безоговорочно, не так ли?
— Да какие уж тут компромиссы.
— Значит, прежде надо поставить их на колени.
Нет, все это мне никак не нравилось.
— Слушай, брось мыслить по образцу… крестовых походов!
Он усмехнулся.
— Зачем же ты тогда ищешь… то, что ищешь?
Я задумался: в самом деле, зачем я это ищу?
— Видишь ли, — сказал я, — это совсем другое дело. Просто хочу обезопаситься от случайностей…
Тут он засмеялся.
— Ты дипломат, — сказал он. — Тебя сразу выдает привычка не называть вещи своими именами. Ладно, все равно мы оба понимаем, о чем идет речь. Только боюсь, что ищем мы все-таки напрасно. Все, что можно было снять и унести, с корабля снято и унесено. Почему же ты думаешь, что нужные нам вещи остались здесь? Я полагаю, что их-то взяли в самую первую очередь!
— Так, конечно, могло быть. Но думается — в таком случае нас вчера атаковали бы не с арбалетами…
— Ну, со временем все изнашивается.
— Однако, если вещь по-настоящему нужна, ее стараются воспроизвести. Хотя бы приблизительно, на уровне техники данной эпохи. Попроще, похуже — но воспроизвести.
— Мы можем долго спорить по этому поводу, но факты, капитан, против тебя: того, что ты надеялся увидеть — и я тоже, откровенно говоря, — тут нет.
— И тем не менее посмотрим еще раз.
— Посмотрим еще три раза, если тебе угодно.
И мы снова направились туда, где, по нашим представлениям, помещался центр управления кораблем.
Там действительно было пусто. Металл переборок и жгуты проводов. Осколки стекла. Обломки древнего, растрескавшегося пластика. Больше ничего.
— Ну, убедился?
— Обожди, — сказал я. — Обожди, пожалуйста.
Я стал соображать, как все это выглядело, когда корабль был жив. Главный пульт. Экраны — там, куда идут толстые пучки проводов. Я осветил другую переборку. Тут, похоже, стоял инженерский пульт. Хорошо. Третья переборка. В ней — ход в соседний отсек. Переборка гладкая, без приборов. И толстая, если поглядеть на дверной проем. Весьма толстая. Сантиметров двадцать! К чему? Это было бы понятно, если бы по соседству помещался ядерный реактор или двигатели. Но они — в другом конце корабля. Я подошел и постучал по переборке. Гулко. Нет, это не сплошной металл, разумеется. Я пошарил лучом. Уве-Йорген смотрел с интересом, потом приблизился, и мы стали светить в два фонаря.
