— Ты всегда была слепой?
Глава 17
Калия
— Ты всегда была слепой?
Хотя меня и терзало его открытие, я всё же калека.
Прикусываю внутреннюю сторону своей щеки, отказываясь отвечать, подбородок задран, плечи расправлены и готовы к конфронтации, пытаясь скрыть, что в душе я сломлена.
Никто не знал, кроме Дамарис.
Затем Фей как-то выяснила это, но она поклялась сохранить мой секрет. Чтобы он был выкрикнут вот так, всем этим людям — это более мучительно, чем я когда-либо могла предположить.
Теперь я для него бесполезна.
Я чувствую, как он придвигается ко мне, и всё же мы по-прежнему на расстоянии вытянутой руки.
— Как ты это делаешь, я никогда не видел никого столь же грациозного, как и ты, или такого же осведомлённого о своём теле или пространстве вокруг. Ты двигаешься, как будто идешь по воздуху, особенно когда никто не смотрит. Ты нашла путь к моей реке, и ни разу не споткнулась.
Благоговение слышно в каждом его слове, только я всё равно чувствую лишь стыд и смущение.
Мы оба молчим, и кажется, что проходят минуты, и если б у меня было время оценить пространство вокруг меня, прежде чем я упала в эту дыру, я была бы способна развернуться и убежать. Существует вероятность, если я сделаю это сейчас, то с моими эмоциями в беспорядке и взболтанными чувствами, я сделаю намного большее, чем застряну с коленом в глубокой грязной дыре. И так я решаю делать то же, что и всегда. Притвориться.
— Я не знаю, о чём ты говоришь, и я прошла твоё испытание, я сказала тебе, что ты не показывал ни одного пальца.
— Да, ты прошла. Ты прошла, поскольку не слышала, чтобы я двигался, а не потому, что видела мои пальцы. Какого цвета у меня глаза?
Мой позвоночник цепенеет, и я хочу убежать.
— Я недостаточно близко, чтобы сказать.
Ещё одна ложь.
Он делает ещё один шаг ко мне, носки его ботинок упираются в мои. Это идентично тому, как он приблизился ко мне, когда нашел меня в реке. Только в этот раз нет никакого гнева, текущего от его тела к моему. Он не пытается запугать меня.
— А теперь, какого они цвета? — давит он на меня, чтобы я ответила ещё раз, и он так близко, практически грудь к груди, что я чувствую жар его тела напротив моего. У меня нет выбора.
Больше никакой лжи.
Я неуверенно поднимаю свою дрожащую руку и колеблюсь, моя рука дрожит в движении. Кажется, сам воздух между нами, вибрирует от моей нервной энергии, и моё опасение очевидно ему. Затем я чувствую его глубокое и медленное дыхание, он понимает моё намерение и ожидает его, и неожиданно я больше не нервничаю. Он знает, что я собираюсь прикоснуться к нему, и он хочет, чтобы это произошло. Ему нужны мои руки на его лице.
Тишина воцаряется вокруг нас, когда кончики моих пальцев достигают его подбородка. Этот первое прикосновение легче пёрышка и более интимное, чем что-либо из того, что я испытывала в моей жизни.
Грубая щетина трётся о подушечки моих пальцев: текстура нежная, но всё же колючая, я открываю ладонь, чтобы почувствовать больше её. Он так тихо вздыхает, что это практически не слышно здесь, на открытом воздухе, но я чувствую тёплое дуновение воздуха на чувствительной коже моего запястья, и дрожу.
— У тебя есть маленькая ямочка на подбородке, — бормочу я больше себе, чем ему. Нуждаясь в большем количестве его черт, я перемещаю пальцы вдоль его сильной челюсти, ощущая, как его щетина утолщается в некоторых зонах больше, чем в других. Она, безусловно, равномерна, но мои всевидящие пальцы могут ощущать малейшие изменения. Далее они двигаются по росту щетины до гладкой кожи острых скул, а затем я чувствую это — и он леденеет. Толстый хребет сморщенной кожи зубчатой формы, но гладкий при прикосновении. Это старый шрам, и пока мои пальцы прослеживают его дорожку, я могу сказать — это длинный шрам. Я нежно следую по нему: он чуть выше его скулы уходит вниз по длинной кривой, где он оканчивается глубоко в изгибе его губ. Назад кончики моих пальцев следуют за изменяющейся толстой рубцовой тканью шрама, пока он не заканчивается в углу его левого глаза. Мои пальцы останавливаются на краю, его веки моргают, а длинные ресницы щекочут мою кожу.
