Терри уже понял, что до конца дней его будут знать как Упыря. Что мы подарим Упырю на день рождения? Не хочет ли Упырь выпить? Придет ли к нам Упырь на Рождество? Неудивительно, что Мисти погрузилась в чтение этой австралийской феминистки Гермайн Грир — еще бы, все детство провести среди этих огров!
Мисти с мамой вернулись в комнату с подносом чая и имбирным печеньем. Ее мама была стройной очаровательной блондинкой с мягким ирландским акцентом. Терри помог ей разложить чай с печеньем, уже успев влюбиться в эту женщину. Ему хотелось вытащить ее из этого места. Ему хотелось, чтобы его кто-нибудь отсюда вытащил.
— Ну что ж, — поразмыслил папаша, набив полный рот сырым имбирным печеньем. — Вот они и нагулялись, мать.
И несмотря на то, что Терри вежливо улыбался, держа в руках чашку с горячим сладким чаем и с трудом сдерживая слезы, про себя он думал: о нет, нет, нет.
Я еще не нагулялся.
Новая мода на прически еще не достигла Гринфорда. Все по-прежнему хотели походить на каких-нибудь звезд, которых видели по телевизору или на фотографиях в журналах.
Леон уставился в запотевшее окно салона «Волосы сегодня». Перед ним открывался целый мир локонов в стиле Фарры Фосетт, «горшков» а-ля Пурди, центральных проборов в духе Энни Холл, стрижек перьями, как у Джейн Фонда в фильме «Клют». и «перманентов» на манер Кевина Кигана.
При помощи замысловатых инструментов, похожих на набор нейрохирурга, — щипцов, от которых шел пар, раскаленных добела вилок с четырьмя зубьямии яйцевидных шлемов, похожих на скафандры космонавтов, из которых торчали попивающие «Нескафе» головы, волосы начесывали, подкручивали и, прежде всего, палили.
Этот запах можно было почувствовать с улицы — запах горящих, опаленных волос, которые в принудительном порядке укладывали, а затем залачивали целыми тучами липкого парфюмированного спрея.
Леон залез в карман своей кожаной куртки и нащупал медальон святого Кристофера. После того как он попрощался с Терри и Рэем, он прошелся до Уэст-Энда и остановился перед огромной витриной в конце Шафтсбери-авеню. Глядя на медальон покровителя путешественников на серебряной цепочке, Леон думал про себя: о, вот это ей точно понравится. Он был бы счастлив провести так остаток своих дней — искать вещи, которые могли бы ее порадовать.
Он увидел Руби сразу же.
Она стояла за спинкой кресла, в котором сидела девушка с волосами как у Сьюзан Партридж из фильма «Семья Партридж» — очень длинными волосами с пробором в центре и слегка подкрученными в районе сосков. Играло «Радио-1» — эфир вел Тони Блэкберн, пела Карли Саймон.
В салоне было несколько мужчин из персонала, а также клиенты, которым к выходным подравнивали и приводили в порядок их замысловатые прически, — крепкие парни с кудрями а-ля Дэвид Эссекс, павлиньими хохолками на манер Рода Стюарта и белокожие мальчики с прическами «Афро». Леон проследил за одним из них, самым привлекательным, грозой домохозяек, с зачесом как у Клинта Иствуда. Тот неторопливо пересек помещение салона, держа в руке флакон спрея «Веяла», с виду напоминающего большой багровый фаллос.
Руби и Сьюзан Партридж о чем-то болтали друг с другом, глядя на отражение в зеркале. И когда мужчина нежно поцеловал Руби в ее блестящие губы, Леон увидел это дважды — один раз в зеркале, и один раз в реальности, — словно для того, чтобы он получше это усвоил, словно с первого раза он мог не уловить намека.
— Стив? — позвал кто-то, а Леон уже отвернулся, до боли сжав в кулаке медальон святого Кристофера.
— Подожди-ка, — вытаращив глаза, воскликнул маленький братик Рэя. — Ты отдаешь их мне? Ты отдаешь мне свою коллекцию пластинок?
Рэй запихнул свою вторую джинсовую куртку в рюкзак. Посмотрел на Робби и улыбнулся. Он хотел подарить брату свои пластинки, потому что уходил и потому что это было все, что он мог ему подарить. Но он не мог сказать об этом брату.
— Я могу достать любые пластинки, которые захочу, — объяснил Рэй. — Только не оставляй их без конвертов, ладно? Я знаю, что ты всегда так делаешь.
— Я никогда так не делаю, — заявил Робби, от возбуждения перепрыгивая с ноги на ногу. — Я никогда в жизни так не делал!
