Стало классикой говорить о соразмерности пропорций города, единстве его облика и стиля, впечатлении, которое производит весь городской ансамбль, все его составляющие. Объяснить это возможно только одним: существует единый «текст» Санкт-Петербурга, — несмотря на то что он писался и дописывался десятки лет и очень разными людьми.
Городские здания и целые урочища строились в разное время, в разном стиле, очень разными людьми (к тому же уроженцами разных стран). Тем более невероятный вывод приходится делать: получается, что каждый из последующих зодчих одновременно «писал» свой собственный текст и тем самым одновременно «дописывал» единый текст, создаваемый всеми «авторами» города.
Для того чтобы «дописывать» предшественников, нужно было действовать в одной логике с остальными, то есть требовалось понимать или, по крайней мере, чувствовать, что это за текст. Получается, что отдельные фрагменты Петербурга создавались по совершенно разным планам и в разном стиле. Но одновременно Петербург как единое урочище культуры создавался по некому единому плану, и этот план не имеет никакого отношения к архитектурным стилям или пристрастиям отдельных людей.
Каждый из архитекторов — создателей урочища, был самостоятельной творческой личностью с собственными идеями и стремлениями — и вместе с тем соавтором остальных и исполнителем фрагмента общего замысла.
Этому может быть несколько объяснений:
— работы велись строго по первоначальному плану (что заведомо не соответствует действительности);
— существует некий тайный центр масонов, бодисатв или марсиан, тайно курировавших и направлявших процесс («исследованиями» в этом направлении я предоставляю заниматься любителям… как ни странно, они обычно находятся);
— у строителей Петербурга на протяжении нескольких поколений существовала некая единая для них всех идея — при том, что одновременно могли существовать и совсем иные идеи, особенно при сооружении отдельных частей и элементов урочища;
— культурное урочище оказывало на строителей воздействие такого рода, которое делало их всех продолжателями и единомышленниками. Существует некая система передачи информации, «зашифрованной» в образах урочища, и эта система отбирает тех, кто воспринимает ее и работает в той же логике.
Легко заметить, что первые два объяснения имеют много общего между собой. И что третье и четвертое объяснения тоже неуловимо между собой сходны.
Какое-то необъяснимое «нечто» постоянно корректировало планы строителей, вело к появлению именно такого города, который мы знаем. Города, «текст» которого максимально полно воплощает именно те идеи, которые мы привыкли считать чем-то само собой разумеющимся для Петербурга.
К мысли об этом «нечто» нам придется волей-неволей еще вернуться.
Смысловая многозначность урочища
Трудно учесть и невозможно перечислить ВСЕ виды воздействия на человека, возникающие в Петербурге. Само место постоянно провоцирует на новые и новые формы его осмысления. «Семантическая валентность», или смысловая многозначность, места проявляется вот в чем: урочище в целом и его отдельные части постоянно осмысливаются в разных культурных плоскостях, даже и на уровне бытового сознания. Приходит новое поколение и даже просто новый человек — и что-то привносит свое в осмысление урочища. Так, в легендах воины проходили через перевал, каждый бросая камень в кучу… И вырастал, сам собой, памятный знак.
Урочище властно требует от человека относиться к нему самостоятельно. Призывает участвовать в своего рода «расшатывании смыслов», в добавлении смыслов. Через это человек участвует в усложнении, в создании новых смыслов, еще не бывших в этом пространстве.
Вот, вероятно, один из ответов — что это за «вирус Петербурга» проникал во всех его строителей. Урочище культуры организовано так, что каждый живущий в нем пытается его «достроить» и приспособить под себя. А всякий достраивающий стремится, даже не осознавая, создать новый смысл уже существующего и усложнить уже сложное. При этом архитектор оказывается свободен в выборе стиля, в принадлежности к «направлению» — не это важно. Важно, чтобы созданное добавляло новые центры, указывало на новые смыслы, расшатывало бы существующие, делало бы урочище все более многозначным.
