Свободно спланированные, космополитичные, порой разухабисто веселые города Нового времени несли разрушение традиционной замкнутости жизни. Кончался прежний средневековый мир — жестокий, грубый, но вместе с тем привычный, обжитой. Для многих людей и в разрушении установленного от века, и в открытом выплескивании всегда старательно скрывавшегося было что-то прямо сатанинское.
Еще в начале XVII века испанский поэт Гонгора закончил свой сонет о городе строфой: «Таков Мадрид, а скажем лучше: ад»
У Блейка в конце XVIII в. найдем строки, еще больше перекликающиеся с темой:
Крик проститутки площадной
Шьет саван Англии былой
[95].
Санкт-Петербург казался городом, от которого и правда близковаты хоромы Князя Тьмы. Он казался бы таковым и независимо от всего остального. Возникни сам по себе город Нового времени на месте Калуги или Твери — не такой, как все другие русские города, город другой эпохи, — и он показался бы современникам не «парадизом», а совсем другим местом. Как вот Гонгоре в Мадриде, а Блейку в Лондоне мерещились огненные сполохи.
Тем более Петербург вырос не сам… Захоти Петр перенести столицу в Калугу — и тогда город Нового времени, возведенный царем-антихристом, вызывал бы особенно нехорошие эмоции — как созданный столь сложно воспринимаемым царем, да еще возведенный искусственно.
Город Нового времени? Да. Но это — не обычный город Нового времени, как Лондон или Париж. Это особый город Нового времени… Если угодно — это «проектный» город русского Нового времени. Петербург не сам по себе вырос, как город Нового времени. Он был сознательно построен как город другой эпохи. Как город, не продолживший Москву, а жестко противопоставивший себя ей.
Санкт-Петербургское урочище сложилось как многоязыкое, открытое в мир, разрушающее средневековые представления. И тем самым казавшееся современникам чем-то «немножно дьявольским».
Увлекательнейшее занятие — читать книгу природы!
В. Бианки
Образ города, который «говорит» с любящим его, понимающим его человеком, — классическое явление культуры. Многие петербуржцы постарше искренне убеждены — они умеют понимать Петербург! Для них Великий город — это почти живое существо, со своим сознанием и волей. Так ли уж фантастичны такие представления?
Ведь создавая города, дороги, книги, дома, инструменты и посуду, люди вкладывали в них свои мысли, чувства и переживания. Свое отношение к миру и свое понимание мира. Все, сделанное человеком, совершенно вне зависимости от желания мастеров, несет отпечаток эпохи, стиля, культуры и Мастера. Созданное другими людьми говорит с нами от имени эпох, культур и Мастеров. Может быть, в Петербурге мы и правда «слышим» речь создателей города и «читаем» посланный нам текст?
С книгами проще. Даже если они написаны на иностранном языке, достаточно выучить этот язык — и читай. Но текст архитектуры, текст урочища культуры создавался не на языке слов и понятий. Это язык эмоций, переживаний, душевных движений. Художник, скульптор, архитектор хотели передать нам НЕЧТО — какое-то из своих переживаний. Мы, по идее, можем пережить нечто подобное.
Ощущение величавой грусти, которое испытывает большинство людей в Павловском парке, — это, конечно, не весь текст, посланный предками, но ощущение входит в содержание переданного нам текста. Российская империя ощущала свое могущество; она пыталась подражать Версалю, была покорена величавой красотой классицизма и барокко. Так, аристократически и снисходительно, она и ощущала жизнь: как нечто величественное, красивое, грустное, безнадежное. Эти ощущения воплощены в композициях Павловского парка и передаются нам, если мы дадим себе труд к себе прислушаться.
Вопрос, конечно, в том, насколько мы способны правильно понять посланный текст. Действительно, где гарантия, что высказанное здесь по поводу Павловского парка — это реальное «чтение текста», а не попросту фантазмы автора.
Считается, что, если в тексте утрачена третья часть букв, которыми он написан — текст все-таки еще «читаемый». Если утрачено 70 % букв или больше, текст надо уже расшифровывать, он становится не очень понятен. Кто сказал, что посланное из XVIII века доступно нам больше, чем на 30 %?
