Лысый человек был очень груб.
— Черт! — отвечал он. — Ты что, слепая, у тебя глаз нет? Что мы, по-твоему, делаем?
Человек с длинными волосами был более приветлив:
— Видишь ли, девочка, — отвечал он, подняв камень в форме топора, — между жизнью и смертью есть одно место, где можно балансировать на грани невозможного. Мы ищем это место. — Он аккуратно положил камень на вершину груды. Но тут камни посыпались, и один из них упал на ногу лысому.
— Дерьмо! — выругался лысый. — Ты мне ногу чуть не оттяпал. Куда ты торопишься? Истина не у тебя в руках, болван. Ты должен стремиться к ней душой и телом.
— Это был Лао Лу?
Кван ухмыляется:
— Мертвый уже сто с лишним лет, а все еще сквернословит! Я выяснила, что они с Йибаном застряли, не могли попасть в другой мир, потому что у них было слишком много будущих сожалений.
— Как может быть много будущих сожалений? Это бессмысленно.
— А разве нет? Подумай сама. Ты говоришь: если я сделаю это, случится то-то, мне будет тяжело, так что лучше этого не делать. И ты застреваешь. Так случилось с Лао Лу. Ему было жаль, что он заставил бедного Пастора поверить в то, что он убил Кейпа и его солдат. Чтобы наказать себя, решил, что в следующей жизни станет женой пастора. Но как только он начинал думать о своем будущем — что придется выслушивать бесконечные «аминь» и «Господи, помилуй», то не мог не браниться. Как он мог стать женой пастора, если его характер был все такой же скверный? Вот поэтому он и застрял.
— А Йибан?
— Когда он не смог найти мисс Баннер, то подумал, что она умерла, и очень опечалился. Потом решил, что она вернулась к Кейпу, и еще больше опечалился. Когда Йибан умер, то полетел на небеса, чтобы найти ее там, но не найдя, поверил, что она горит в аду вместе с Кейпом.
— А ему никогда не приходило в голову, что она попала в Мир Йинь?
— Видишь, что получается, когда застреваешь. Приходят ли тебе в голову хорошие мысли? Не-а. А плохие? Более чем достаточно.
— Так он что, до сих пор никак не может попасть в… мир иной?
— О нет-нет-нет-нет-нет! Я рассказала ему о тебе.
— Рассказала? Что?
— Рассказала ему, где ты. Когда ты родишься. А теперь он снова тебя ждет. Он где-то рядом.
— Саймон?
Ее лицо озаряет широкая улыбка. Она протягивает руку в сторону высокой скалы. Позади скалы видна узкая расщелина.
— Так это и есть пещера с озером?
— Она самая.
Я просовываю голову в расщелину и кричу:
— Саймон! Саймон! Ты там? Ты живой?
Кван хватает меня за плечи и оттаскивает назад.
— Я войти внутрь, найти его, — говорит она по-английски, — где фонарик?
Я вытаскиваю из рюкзака фонарик и включаю его.
— Черт, он, наверное, горел всю ночь. Батарейка села.
— Дай поглядеть, — она берет фонарик, и тот моментально загорается, — видишь, не села. Все хорошо! — Она протискивается в расщелину. Я следую за ней.
— Нет-нет, Либби-я! Ты ждать снаружи.
— Почему?
— На всякий случай…
— На случай чего?
— Просто на всякий случай! Не спорь, — она крепко, до боли, стискивает мою руку, — обещаешь, да?
— Ладно, обещаю.
Она улыбается. Но через минуту ее лицо искажается, словно от внезапной боли, а по круглым щекам текут слезы.
— Кван! Ты чего?
Она снова сжимает мою руку, бормоча по-английски:
— О, Либби-я, я так рада, что наконец могу тебе отплатить. Теперь ты знать все мои тайны. Моя душа спокойна… — Она порывисто обнимает меня.
Мне неловко. Я всегда испытывала неловкость от подобных излияний.
— Отплатить мне — за что? Ладно тебе, Кван, ты мне ничего не должна.
— Да-да! Ты мой верный друг, — она шмыгает носом, — из-за меня ты пойти в Мир Йинь, потому что я сказать тебе: не волнуйся, Йибан пойти за тобой. Но нет, он пойти на небеса, тебя там нет… Так что видишь, из-за меня вы потерять друг друга… Вот почему я так рада, когда увидеть Саймон в первый раз. Тогда я сказать себе: наконец-то!
Я отступаю назад. Голова идет кругом.
— Кван, в тот вечер, когда ты в первый раз увидела Саймона, помнишь, ты разговаривала с его подругой, Эльзой?
Она вытирает глаза рукавом.
— …Эльза? А, да-да! Элси. Помню. Славная девочка. Польская еврейка. Каталась на водные лыжи и зашла в блинную.
— То, что она тогда сказала… Что Саймон должен забыть ее… Ты это придумала? Может, она сказала что-то еще?