Первооткрывателем характерных особенностей удмуртского народа, отразившихся в устной поэзии, явился русский писатель-революционер А. Н. Радищев. Правда, этнографические свидетельства об удмуртах появлялись и раньше в трудах ученых Лепихина, Рычковых, Миллера и др. Но именно Радищев определил самое существенное в народном творчестве удмуртов — его духовную близость и родство с русским народом. Буржуазные ученые XVIII и XIX вплоть до XX веков замалчивали дружбу трудовых слоев удмуртов и русских, проявлявшуюся особенно ярко в совместных выступлениях против самодержавия; эти ученые отрицали классовую разобщенность общества, игнорировали наличие в каждой национальности эксплуататорской верхушки и широких слоев трудового народа — крестьян и рабочих.
Радищев чрезвычайно скупо и осторожно (что вполне объяснимо его положением ссыльного) отзывается об удмуртах. Для того, чтобы полностью понять смысл радищевской оценки, необходимо учесть его взгляды на национальный русский характер.
Из всех писателей XVIII века один Радищев сумел не только правдиво и полно рассказать о жизни русского народа, о его замечательном наследстве, но и сделать из этого революционные выводы. В своих произведениях Радищев раскрыл особенности русской нации. От всех предшественников он отличался тем, что сумел представить именно народный характер. Героизм, мужество, выносливость русского народа Радищев представил в многочисленных образах людей из народа в «Путешествии из Петербурга в Москву».
Радищев внес принципиально новое в понимание народной поэзии. В народном творчестве он находит отражение народной жизни, оно помогает ему осознать новое отношение к народным массам, понять их роль в истории общества.
Удмурты, замечает Радищев, «почти как русские».[2] Этим признанием он как бы подводил итог многовековым дружественным связям русского и удмуртского народов, их плодотворную роль для удмуртского народа, перенимавшего от русских богатства материальной и духовной культуры. В устном народном творчестве удмуртов Радищев видит те же самые стороны, что и у русских. Удмурты, пишет он в своих путевых записках, «поют едучи, как русские ямщики. Нравы их более склонны к веселью, нежели к печали».[3] Великий писатель-революционер отмечает самую существенную сторону народного творчества его жизнеутверждающий оптимизм.
Вятский край, служивший местом ссылки неблагонадежных для царского правительства лиц, включал в себя и территорию нынешней Удмуртии. Сюда были сосланы такие писатели, как Герцен, Салтыков-Щедрин, Короленко и др.
«Да, я люблю тебя, далекий, никем не тронутый край, — писал Салтыков-Щедрин. — Мне мил твой простор и простодушие твоих обитателей! И если перо нередко коснется таких струн твоего организма, которые издают неприятный и фальшивый звук, то это не от недостатка горячего сочувствия к тебе, а потому, собственно, что эти звуки грустно и болезненно отдаются в моей душе. Много есть путей служить общему делу, но смею думать, что обнаружение зла, лжи и порока также не бесполезно, тем более, что предполагает полное сочувствие к добру и истине»[4].
«Обнаружение зла, лжи и порока» стало главной темой Герцена, Салтыкова-Щедрина и Короленко, как прежде Радищева. Герцен, Салтыков-Щедрин, Короленко пытаются как можно ближе познакомиться с местным населением, проникнуть в духовный мир народа-труженика. Не случайно Салтыков-Щедрин в отдельные главы «Губернских очерков» вставляет народные песни («Пахомовна», «Аринушка»). Видимо, Салтыков-Щедрин занимался собиранием местного фольклора. Не о песнях ли, ставших отражением «боли сердечной», «нужды сосущей», говорит Салтыков-Щедрин, замечая, что им «никогда нет скончания»? «Они бесконечно зреют в сердце бедного труженика, выражаясь в жалобах, всегда однообразных и всегда бесплодных, но тем не менее, повторяющихся беспрерывно, потому что человеку невозможно не стонать, если стон, совершенно созревший, без всяких с его сторон усилий, вылетает из груди его»[5].
Герцен и Салтыков-Щедрин, несомненно, проявили интерес и к народной поэзии. Так, не случайно, что оба писателя в своих произведениях описали один и тот же церковный великорецкий
