завтра, и тучи срезанный предел.
вдруг слово губы очертило своею крат
костью стальной, он произнес весьма
учтиво: «гм-гм!», и холод выпрямился
остальной.
потом прошли века, как долгие
минуты,
и доживала тень свой серебристый
час,
и тени были необуты — для
тишины
оглохших глаз
* * *
над голубым столом,
где ночь оцепенела,
игрально-тусклых звезд
рассыпались ряды,
и ветер золотой,
как карточное дело,
собою поражен —
зеркальным и седым.
тогда какой-то миг
свой профиль торопливый
напрасно наклонить
пытался над игрой, —
ветрам ли не унять
курантовы порывы,
похожие на хрип
прошедшего сквозь строй.
ветрам ли не шагнуть
к мостам чугунно-кратким,
не изменить судьбу
и почерк древних вод;
о, хладное число
из долговой тетрадки!
кровавая река
ее бездонный брод
* * *
чем остальнее даль,
тем цвет все голубее,
но чем чернее цвет,
тем отдаленней сталь.
и, кажется, строка
кончаться не умеет
как только вопреки
тому, что день настал, —
как только вопреки
ночному голубенью
прозрачно-черных звезд,
безумно-детских глаз.
о, серебристый шаг!
о, звонкие ступени!
и вечная листва —
увечная сейчас
* * *
окажется ли сном
чугунная ограда,
окажется ли явь
чугунной высотой,
ни ветру ни листве
поводыря не надо,
чтобы закончить путь
отчаянно-простой.
из белого уйдя
и в черном замирая,
какой-то краткий час
стал тенью тишины;
казалось, близок край
предсумрачного рая, —
настолько хрупко явь
опережала сны, —
настолько в небесах
или почти над небом
прохладных облаков
заканчивался путь,
настолько над челом
безумно-детски-бледным
не смели времена
предсумрачно сверкнуть
* * *
древнее осени,
древнее всей ограды
казался этот час
нечерно-голубой,
то звонко вдалеке
то приглушенно рядом
светлел его чугун,
не узнанный собой;
и правда: отражен
рекою слишком хладной
и слишком в этот раз
и слишком в эту ночь,
он оторвать не мог
зияющего взгляда
от этого стиха,
зиявшего точь-в-точь
* * *
светлее стольких вод —
полуночное слово!
и лишь фонарный плеск
неслышнее его.
все чудится всему,
здесь ангел замурован,
иль эти два крыла —
тень навсего-всего?
прелестное дитя,
когда вопрос неслышен,
то крылья — не ответ,
а лишь случайный звук,
сквозь огненную толщь
прозрачно холод дышит,
не ведая воды
невызволенных мук,
а время наготу —
свою и всех созвездий —
так медленно спешит
за башнями укрыть,
что только облака,
да ангел неизвестный
багрово доживут
до утренней поры
* * *
слова то звонко, то никак
осенний смысл разъединяли:
небес заоблачный чердак
набит неконченными днями.
а ветер, вместо крыш железных,
срывал железные места —
покуда ливни с неба слезут,
чтоб встать у древнего моста.
по обе стороны его
два ливня каменно устанут,
чтобы не вспомнить ничего,
уйдя в ноябрьские страны
* * *
о, туча, ты уже уходишь,
твой путь вечерне-серебрист,
ты даже запад не находишь —
там, где осенний дремлет лист,
ты даже завтрашнего края
небес и выступивших стен
коснулась, облачно не зная
о злато-огненном кресте.
не оттого ль, что миг тогдашний
был на два ливня рассечен,
часы на вспыхивавшей башне
чуждались каменных времен?
* * *
вдруг ни один из дней
совсем не стал осенним,
лишь ночи иногда
светились, как сентябрь,
и долгих фонарей
струящиеся тени
входили то в листву
то лишь в самих себя,
да ветер никакой —
или почти восточный —
срывал последний хлад
с темнеющих ветвей,
как будто не чугун,
а сама ночь не хочет,
чтоб призраком оград
он сталкивался с ней,
да медленная кровь
с ее неспешным цветом,
да черная река
с ее неспешным днем,
да будущая ночь,
оставшаяся где-то —
как будущей весны
ноябрьское дно
* * *
здесь воздух в глубь себя
уходит, вечерея, —
с одним лишь фонарем
с одной лишь темнотой,
как будто вглубь ведет
безмолвная аллея,
касаясь тишины
старинной и густой.
и черная листва —
когда-то золотая,
о белом далеке —
когда-то никаком,
не помнит ничего
и лишь звенит, слетая,
чтоб тронуться туда
с ноябрьским ветерком
* * *
еще не ночь, но уже день,
еще не хлад, но уже холод,
и ветер горбится везде,
где только ветви свищут голо,
и свет топорщится на них,
и сталь листается стальнее
мгновений черно-голубых,
на голых сучьях леденея
* * *
звучит, как множество безмолвий,
ноябрь — безлиственный давно.
ее обычай сероглазый —
смотреть в холодное окно,
где немигающего ливня
и взор и утренняя сталь
пронзают сумрак запоздалый,
