And the sheets of rain whine in the wind and doorways.
And the only listeners now are … the rats … and the lizards.
4.
The feet of the rats
scribble on the doorsills;
the hieroglyphs of the rat footprints
chatter the pedigrees of the rats
and babble of the blood
and gabble of the breed
of the grandfathers and the great-grandfathers
of the rats.
And the wind shifts
and the dust on a doorsill shifts
and even the writing of the rat footprints
tells us nothing, nothing at all
about the greatest city, the greatest nation
where the strong men listened
and the women warbled: Nothing like us ever was.
ЧЕТЫРЕ ПРЕЛЮДИИ, РАЗЫГРАННЫЕ ВЕТРОМ (перевод Андрея Пустогарова)
"Прошлое - это пригоршня пепла"
1.
Женщина по имени Завтра
сидит, зажав в зубах шпильку,
времени у нее предостаточно,
она тщательно укладывает волосы,
заплетает напоследок последнюю косичку,
закалывает ее шпилькой,
оборачивается и протяжно так произносит:
Ну так что с того? Моя бабушка по имени Вчера
ушла от нас. Ну так что с того?
Пусть уж мертвецы останутся мертвецами.
2.
Двери - настоящий кедр,
доски - с инкрустацией из золота,
и девушки - божественные девушки.
И доски провозглашали, а девушки распевали:
Город наш - величайший,
народ наш - величайший,
с нами никто не сравнится.
Двери шатаются на вывороченных петлях
и ветер с дождем со свистом врываются туда,
откуда девушки сбежали, чтоб доски распевали:
Город наш - величайший,
народ наш - величайший,
с нами никто не сравнится.
3.
Так оно было.
Могучие мужи основали город,
сплотили нацию и заплатили,
чтоб певчие пели, а женщины
выводили:
Город наш - величайший,
народ наш - величайший,
с нами никто не сравнится.
И певчие пели,
а могучие мужи слушали,
и щедро платили,
и были довольны.
И крысы и ящерицы тоже слушали,
а теперь слушают только
крысы и ящерицы.
А черные вОроны
кричат "Кар, кар",
тащат щепки и глину
и строят гнездо
поверх слов
на дверях из настоящего кедра,
с золотой инкрустацией,
за которыми божественные девушки
распевали:
Город наш - величайший,
народ наш - величайший,
с нами никто не сравнится.
А теперь поют только вороны: "Кар, кар",
и ветер с дождем, завывая, влетает в дверной проем,
и слушают только крысы и ящерицы.
4.
Крысиные коготки
что-то нацарапали на пороге,
и оттиснутые в пыли иероглифы
крысиных лапок
стрекочут нам свою крысиную родословную -
заплетающийся голос крови,
скороговорка всего их
дедовско-прадедовского рода.
Но струится ветер,
и струится пыль на пороге,
и даже письмена крысиных лапок
уже ничего нам не скажут
ни о величайшем городе,
ни о величайшем народе,
ни о могучих мужах,
что слушали женские трели:
с нами никто не сравнится.
WINDOW (перевод Андрея Пустогарова)
Night from a railroad car window
Is a great, dark, soft thing
Broken across with slashes of light.
ВАГОННОЕ ОКНО
Ночь в вагонном окне
большая, упругая, мрачная,
разрубленная вспышками встречных фонарей.
LOST
Desolate and lone
All night long on the lake
Where fog trails and mist creeps,
The whistle of a boat
Calls and cries unendingly,
Like some lost child
In tears and trouble
Hunting the harbor's breast
And the harbor's eyes.
ОДИНОКИЙ (перевод Андрея Пустогарова)
Одинокий, отчаявшийся
ночью над озером,
где клубится туман
и колышется мгла,
пароходный гудок
все зовет и плачет,
как заблудившийся ребенок,
и не может найти
грудь гавани, ее глаза.
FOG
The fog comes
on little cat feet.
It sits looking
over harbor and city
on silent haunches
and then moves on.
ТУМАН (перевод Андрея Пустогарова)
Туман крадется
на кошачьих лапках.
Трется о стены,
выгнув хребет аркой.
Молча смотрит на город и гавань.
Затем идет дальше.
https://vk.com/literatureclub
