Стихотворения - страница 23

Шрифт

Интервал

если добавить

вечернюю прогулку по набережной,

когда на кораблях уже все спят

и только вахтенные,

зевая,

бродят по палубам.

Пожалуй,

его не испортил бы

и телефонный звонок среди ночи,

когда вы вскакиваете с постели,

хватаете трубку

и слышите только гудки.

Но это уже

на любителя.

Светлая поляна

Мой добрый август взял меня за локоть

и вывел из лесу на светлую поляну.

Там было утро,

там росла трава,

кузнечик стрекотал,

порхали бабочки,

синело небо

и белели облака.

И мальчик лет шести или семи

с сачком за бабочками бегал по поляне.

И я узнал себя,

узнал свои веснушки,

свои штанишки,

свой голубенький сачок.

Но мальчик, к счастью,

не узнал меня.

Он подошел ко мне

и вежливо спросил,

который час.

И я ему ответил.

А он спросил тогда,

который нынче год.

И я сказал ему,

что нынче год счастливый.

А он спросил еще,

какая нынче эра.

И я сказал ему,

что эра нынче новая.

— На редкость любознательный

ребенок! —

сказал мне август

и увел с поляны.

Там было сыро,

там цвели ромашки,

шмели гудели

и летала стрекоза.

Там было утро,

там остался мальчик

в коротеньких вельветовых штанишках.

Белая ночь на Карповке

На берегу

тишайшей речки Карповки

стою спокойно,

окруженный тишиной

заботливой и теплой белой ночи.

О воды Карповки,

мерцающие тускло!

О чайка,

полуночница, безумица,

заблудшая испуганная птица,

без передышки машущая крыльями

над водами мерцающими Карповки!

Гляжу спокойно

на мельканье птичьих крыльев,

гляжу спокойно

на негаснущий закат,

и сладко мне

в спокойствии полнейшем

стоять над узкой,

мутной,

сонной Карповкой,

а чайка беспокойная садится

неподалеку

на гранитный парапет.

Все успокоилось теперь

на берегах

медлительной донельзя

речки Карповки.

Без эпитетов

Стальной,

торжественный,

бессонный,

кудреватый…

Я не люблю эпитетов,

простите.

Прохладно-огненный,

монументально-хрупкий,

преступно-праведный,

коварно-простоватый…

Я не люблю эпитетов —

увольте.

Да славится святая нагота

стихов и женщин!

Вот она,

смотрите!

вот шея,

вот лопатки,

вот живот,

вот родинка на животе,

и только.

И перед этим

все эпитеты бессильны.

Ведь ясно же,

что шея

бесподобна,

лопатки

сказочны,

живот

неописуем,

а родинка

похожа на изюминку.

Снег

Если запрокинуть голову

и смотреть снизу вверх

на медленно,

медленно падающий

крупный снег,

то может показаться

бог знает что.

Но снег падает на глаза

и тут же тает.

И начинает казаться,

что ты плачешь,

тихо плачешь холодными слезами,

безутешно,

безутешно плачешь,

стоя под снегом,

трагически запрокинув голову.

И начинает казаться,

что ты глубоко,

глубоко несчастен.

Для счастливых

это одно удовольствие.

Так

— Не так, — говорю, —

вовсе не так.

— А как? — спрашивают.

— Да никак, — говорю, —

вот разве что ночью

в открытом море

под звездным небом

и слушать шипенье воды,

скользящей вдоль борта.

Вот разве что в море

под небом полночным,

наполненным звездами,

и плыть, не тревожась нисколько.

Вот разве что так.

Иль, может быть, утром

на пустынной набережной,

поеживаясь от холода,

и смотреть на большие баржи,

плывущие друг за другом.

Да, разве что утром

у воды на гранитных плитах,

подняв воротник пальто,

и стоять, ни о чем не печалясь.

Вот разве что так, — говорю, —

не иначе.

Можно любить запах грибов

Можно любить запах грибов,

быстрые лесные речушки,

заваленные камнями,

и романсы Рахманинова.

Можно любить все это

и ни о чем не тревожиться.

Но я люблю просыпаться,

когда ночь на исходе,

когда и утро, и день

еще впереди

и когда вдалеке

кто-то скачет к рассвету,

не щадя коня —

кому-то всегда не терпится.

Необъяснимо, но ребенок

Необъяснимо,

но ребенок

так горько плачет

у истока жизни.

Непостижимо,

но мужчина

пренебрегает

красотой созревшей жизни.

Невероятно,

но старик

смеется радостно

у жизни на краю.

Что рассказать деревьям

Что рассказать

деревьям,

траве

и дороге?

Что показать

птицам?

Что подарить

камням?

Посторониться

и не мешать спешащим?

Поторопиться

и прийти самым первым?

Как полезно возникнуть!

Как увлекательно быть!

Как несложно исчезнуть!

Спотыкаясь о камни,

выбегаю к морю.

Оно зеленое,

оно колышется,

оно безбрежно,

оно предо мною.

ОБЫЧНЫЙ ЧАС[6]

Автор этой книги Геннадий Иванович Алексеев — человек примечательный. По образованию он архитектор, по занимаемой должности — доцент, преподаватель истории архитектуры в Ленинградском инженерно-строительном институте (его лекции любят студенты), по увлечению — поэт и художник, по характеру — искатель и должник гармонии, беспокойный мастер, натура художественная, пытающаяся осмыслить свое время и выстроить свои мосты между прошлым и грядущим.