Стихотворения, 1929-1930 - страница 15

Шрифт
Интервал

стр.

для самовара
        тонкая лучина
папашей
   на паркете
        колется.
Свезенной
    невыбитой
         рухляди скоп
озирает
   со шкафа
          приехавший клоп:
«Обстановочка ничего —
          годится.
Начнем
   размножаться и плодиться».
Мораль
   стиха
     понятна сама,
гвоздями
    в мозг
      вбита:
— Товарищи,
      переезжая
          в новые дома,
отречемся
    от старого быта!

Москва 22–23 ноября 1929 г.

Особое мнение>*

Огромные вопросищи,
            огромней слоних,
страна
   решает
      миллионнолобая.
А сбоку
   ходят
     индивидумы,
           а у них
мнение обо всем
       особое.
Смотрите,
    в ударных бригадах
             Союз,
держат темп
     и не ленятся>*,
но индивидум в ответ:
            «А я
           остаюсь
при моем,
    особом мненьице».
Мы выполним
      пятилетку,
          мартены воспламени,
не в пять годов,
          а в меньше,
но индивидум
      не верит:
             «А у меня
имеется, мол,
     особое мненьище».
В индустриализацию
         льем заем,
а индивидум
        сидит в томлении
и займа не покупает
        и настаивает на своем
собственном,
     особенном мнении.
Колхозим
    хозяйства
        бедняцких масс,
кулацкой
       не спугнуты
         злобою,
а индивидумы
      шепчут:
         «У нас
мнение
   имеется
      особое».
Субботниками
      бьет
        рабочий мир
по неразгруженным
        картофелям и поленьям,
а индивидумы
      нам
       заявляют:
            «Мы
посидим
      с особым мнением».
Не возражаю!
     Консервируйте
            собственный разум,
прикосновением
       ничьим
          не попортив,
но тех,
   кто в работу
          впрягся разом, —
не оттягивайте
      в сторонку
          и напротив.
Трясина
   старья
      для нас не годна —
ее
    машиной
    выжжем до дна.
Не втыкайте
        в работу
         клинья, —
и у нас
   и у массы
       и мысль одна
и одна
   генеральная линия.

[1929]

На что жалуетесь?>*

Растет
   курьерский
       строительный темп.
В бригадах
    в ударных —
          тыщи.
И лишь,
   как рак на мели,
          без тем
прозаик
   уныло свищет.
Отмашем
       в четыре
       пятерку лет,
но этого
   мало поэту.
В затылок
    в кудластый
         скребется поэт,
а тем
    под кудрею —
        и нету.
Обрезовой
    пулей
       сельскую темь
кулак
    иссверлил, неистов.
Но, видите ли,
      не имеется тем
у наших
   у романистов.
В две чистки
     сметаем
         с республики
              сор>*,
пинок
  и рвачу
     и подлизе,
а тут
    у рампы
     грустит режиссер —
мол, нету
    ни тем,
       ни коллизий.
Поэт,
    и прозаик,
         и драмщик зачах,
заждались
    муз поприблудней.
Сынам ли
    муз
      корпеть в мелочах
каких-то
   строительных будней?
Скоро
  и остатки
      русалочных воспоминаний
изэлектричат
        и Днепры
            и Волховы, —
а искусство
    живет еще
         сказками няни,
идущими
       от царей гороховых.
«Он» и «она»,
      да «луна»,
          да плюс —
фон
 из революционных
          героев и черни…
Литература
    и ноет,
       и пухнет, как флюс,
и кажется,
    посмотрю,
        прочту —
             и утоплюсь
от скуки
   и от огорчений.
Слезайте
   с неба,
         заоблачный житель!
Снимайте
    мантии древности!
Сильнейшими
      узами
        музу ввяжите,
как лошадь, —
      в воз повседневности.
Забудьте
   про свой
       про сонет да про опус,
разиньте
      шире
      глаз,
нацельте
      его
    на фабричный корпус,
уставьте
   его
    на стенгаз!
Простите, товарищ,
           я выражусь грубо, —
но землю
       облапьте руками,
чтоб трубадуры>*
         не стали
          «трубо…
раз —
 трубо-дураками».

[1929]

Стих как бы шофера>*

Граждане,
    мне
      начинает казаться,
что вы
   недостойны
          индустриализации.
Граждане дяди,
         граждане тети,
Автодора>* ради —
       куда вы прете?!
Сто́ит
  машине
      распрозаявиться —
уже
 с тротуара
      спорхнула девица.
У автомобильного
       у колесика
остановилась
         для пудрения носика.
Объедешь мостовою,
а рядом
   на лужище
с «Вечерней Москвою»
встал совторгслужащий.
Брови
  поднял,
из ноздри —
        волосья.
«Что
 сегодня
идет
 в «Коло́ссе»>*?
Объехали этого,
       других догнали.
Идут
    какие-то
      две канальи.
Трепать
   галоши
походкой быстрой ли?
Не обернешь их,

стр.

Похожие книги