— Мы не обвиняем людей, — ледяным тоном произнесла она, — за то, что они закрывают шторы. Но люди иногда занавешивают окна, чтобы другие не видели, чем они занимаются.
— Это, — возразил Пэйджит, — повышает вероятность того, что Ренсом занавесил окна, потому что собирался изнасиловать Марию Карелли, а она этого не заметила либо забыла об этом. Для того чтобы оценить ситуацию и сделать далеко идущие выводы, надо было задать этому официанту вопрос: помнит ли он точное положение каждой шторы во всех бесчисленных комнатах, в которых — и это он тоже должен безошибочно помнить — побывал в тот день.
Следившая за Шарп Элизабет Шелтон слегка улыбнулась.
— Я задавала этот вопрос, — парировала Шарп. — Он хорошо помнит мисс Карелли. Он еще подумал тогда, что мистер Ренсом — счастливчик.
— Он, конечно, попытался им быть, — сказал Пэйджит. — Но, как однажды заметил Сомерсет Моэм, «счастье — это талант».
Шарп густо покраснела; улыбка Шелтон погасла, когда Шарп бросила на нее взгляд в упор. Пэйджит тут же отметил про себя, что, во-первых, Шелтон не любит Шарп, а во-вторых, она знает нечто неприятное, о чем он, Пэйджит, пока не догадывается.
— Не взыщите за несерьезность тона, — обратился он к Шарп. — Я, конечно, спрошу Марию про шторы. Что-нибудь еще?
— Да. — Взгляд Шарп стал особенно суров. — Мисс Карелли говорит, что она ни разу не покидала номера. Но один из постояльцев утверждает, что, выходя из лифта, видел, как она входила в номер. Я бы сказала: возвращалась в номер; постоялец шел к себе после ленча, следовательно, было около часа, тогда как мисс Карелли заявляет, что пришла в номер гораздо раньше.
Впервые заговорила Шелтон.
— Примерно в час, — осторожно сказала она, — наступила смерть.
Пэйджит снова обернулся к Шарп:
— Постоялец уверен, что это была Мария?
— Он видел ее только сзади. Но это была черноволосая женщина ростом примерно пяти футов восьми дюймов и с осанкой Марии Карелли.
Он задумался на мгновение:
— Если исходить из предположения, что это Мария, я думаю, он видел ее приход, а было это раньше, чем он считает.
Торжество промелькнуло во взгляде Шарп.
— Это не мог быть приход, — отрезала она. — Дверь ей никто не открывал. Женщина вошла сама.
Пэйджит почувствовал в ее словах уверенность человека, облеченного особым доверием. Кажется, она полагала, что в силу той же самой причины, по которой Брукс поручил ей дело Марии Карелли, ей предоставлена большая, чем обычно, свобода действий. И тогда он решил в своих высказываниях учитывать интересы Брукса.
— Ну и что? — спросил он. — А вот навязчивая идея Ренсома о насильственном акте и кассета с Лаурой Чейз действительно кое-что значат.
Не отвечая, Шарп обернулась к Шелтон. Взгляд у нее был странный — как будто она просила о защите и приказывала одновременно. Пэйджит понял, Шелтон пригласили сюда, чтобы в нужный момент она выложила свои карты.
— Есть еще одно обстоятельство, — медленно проговорила она.
— Что же это?
Шелтон отвернулась от Шарп и заговорила с Пэйджитом так, будто они были одни.
— Вы помните, тогда вечером, в лифте, вы спрашивали меня о царапинах на ягодицах Ренсома?
— Да.
— Я их снова обследовала, более тщательно. — Сделав паузу, медэксперт быстро закончила: — Я думаю, они были нанесены уже после смерти Ренсома.
Пэйджит с удивлением посмотрел на нее:
— После?
— Да. И не секунды прошли после смерти, и даже не две-три минуты, гораздо больше.
Пэйджит все пытался собраться с мыслями, но из этого ничего не получалось.
— На чем основан этот вывод?
— На результатах исследования самих царапин. — Шелтон выдержала его взгляд. — Обычные нормальные царапины, как те, что вы видели у Марии, имеют вид красного рубца. Красный цвет обусловлен кровоизлиянием под кожей, разрушением капилляров. А царапины на коже Ренсома — белые.
Пэйджит заметил, что Брукс подошел и встал за спиной Шелтон, и без всякого энтузиазма спросил:
— О чем это говорит?
— У Ренсома, как и у Марии Карелли, кожа была повреждена, но не было заметно ни кровоизлияния, ни разрывов капилляров. Причина, как я полагаю, в том, что перестало биться сердце. — Шелтон подалась вперед, сложив ладони на коленях. — Все дело в силе тяжести. Кровь мертвого человека стекает на самый низкий уровень, подобно воде в садовом шланге после того, как вы закроете кран. Когда Мария царапала ягодицы Марка Ренсома, его кровь уже прилила к груди.