Примирение с Ильвой пошло ему на благо. Он начал медленно, но верно возвращаться к тому чувству полно ты жизни, которое не покидало его в первые годы, когда и в полиции он был новичком, и вообще жизнь складывалась как нельзя лучше. Рождение близнецов все испортило, разрушило попытки вести нормальный образ жизни, поскольку у Ильвы началась тяжелая послеродовая депрессия. Их желание иметь детей сменилось отчаянием и неуверенностью. Тогда Петер впервые изменил жене, и тем самым началось движение вниз по спирали, не имеющей конца.
Однако оказалось, что возврат все же возможен. Все перевернулось в тот день, когда его вызвали к начальнице отдела кадров и отправили на лекции по равноправию полов и собеседование к психологу. Как он ненавидел эту старую ворону, которая наказала его за то, в чем он не был виноват. Он ненавидел ее все сильнее и сильнее – пока среди сотрудников не распространилась новость о болезни жены Алекса, и одновременно возлюбленный Фредрики попал в тяжелую автокатастрофу. Петер словно взглянул на свою ситуацию другими глазами, и что-то в нем изменилось. С тех пор жизнь стала налаживаться.
Петер и Алекс обсуждали, как лучше поступить: забрать Хокана Нильссона на допрос в тот же вечер или подождать до завтра. Прокурор заявил, что у них нет оснований для задержания: доказательств не имелось, только косвенные улики. Но вызвать его на допрос – совершенно в порядке вещей.
Вместе с другим сотрудником Петер поехал за Хоканом. Часы показывали полшестого, так что он проголодался. По пути они сделали небольшую остановку у киоска, где продавали хот-доги, и покатили дальше.
Хокан Нильссон открыл дверь после второго звонка. По лицу видно было, что он плакал, и Петер почувствовал к нему презрение.
– Хокан Нильссон? Мы можем войти?
Петер кратко изложил суть дела. Хокан наверняка слышал, что Ребекку нашли, – не согласится ли он поехать в полицейское управление для разговора? Нет-нет, его подозревают не больше, чем кого бы то ни было другого, но они хотели бы с ним побеседовать. Прежде всего чтобы вычеркнуть из списка подозреваемых – ведь он так помог следствию.
Хокан оказался совсем не так готов к сотрудничеству, как думал Петер. Он задал кучу вопросов – в основном по поводу того, каким образом обнаружили тело Ребекки. Как она выглядела? Как умерла? Ответов он не получил.
В конце концов Хокан сел в машину и поехал с ними на Кунгсхольмен[4].
Допрос Петер и Алекс вели вдвоем.
– Ты не мог бы рассказать, как вы с Ребеккой познакомились?
– Это вы уже знаете.
– Я знаю. – Алекс едва смог скрыть улыбку. – А вот Петер еще нет. Он не так хорошо знает дело Ребекки, как я.
– Мы вместе учились в гимназии и там подружились.
– Вы были более чем друзьями?
– Нет. – Хокан Нильссон покраснел.
– Но ты хотел бы этого?
– Нет.
– Хорошо, – проговорил Петер. – Что вы обычно делали, когда встречались?
– Общались. – Хокан пожал тощими плечами. – Пили кофе или смотрели телевизор.
– Как часто вы встречались?
– Иногда.
– Ты не мог бы указать более точно?
– Примерно раз в неделю. Иногда реже.
Петер заглянул в свой блокнот:
– Что ты почувствовал, когда она уехала учиться во Францию?
– Я был разочарован. – На лице у Хокана появилось усталое выражение.
– Почему?
– Мне казалось, мы друзья. Меня не столько огорчил сам ее отъезд, сколько то, что она мне ничего заранее не сказала.
– Взяла и уехала, не сказав ни слова? – Алекс посмотрел на него с удивлением.
– Нет, не совсем так. Вернее… Рассказала мне за неделю до того. – Хокан поерзал на стуле. – Но потом мы поговорили и все выяснили. Между нами не было обид.
Алекс наблюдал за ним, сдвинув брови.
– Ты очень помогал полиции, когда она пропала.
– Для меня было важно сделать все, что могу.
– Она много значила для тебя? – спросил Петер.
Хокан кивнул:
– У меня не так много друзей.
Петер нагнулся ближе к столу, принял расслабленную позу.
– Ребекка была красавица, – проговорил он.
– Да, – согласился Хокан. – Она была хороша собой.
– Ты спал с ней?
Хокан посмотрел на него ошарашенно, и Петер поднял руки ладонями вверх.
– Я не имею в виду ничего плохого, – заверил он. – Просто констатирую, что вы дружили, она была красивая и ты мог захотеть ее. В этом нет ничего странного, я сам прекрасно знаю, как это бывает.
