– Сейчас будет пауза. Мария читает, а потом мы понизили звук.
– Понизили звук?
– Да. Сейчас это можно сделать.
– О’кей. Послушаем.
Ему все еще интересно, подумала Ванья. Он сегодня терпеливый.
– «Земля – царство боли и агонии. Она творение Сатаны в той же мере, в какой она – творение Бога. На земле без людей невыдуманный Бог существовал бы ради себя самого. С шлифовальным диском над радужной оболочкой – слепота существует лишь для зрячих. Слава тебе, Сатана. Слава тебе, Бессмысленность. Да здравствует все, что рождено, чтобы умереть. Да здравствует пустота, тьма и боль. Омега».
Ванья отложила дневник.
– Ты что, сатанистка? – спросил Пол, и на виске у него снова надулась жила.
– Дурак.
Пять секунд молчания. Ванья предположила, что он успокоился.
Она надела наушники и подключила их к стереосистеме. Включив музыку и увеличив громкость, она увидела, как Пол поднимается с кровати и выходит.
И вид у него при этом грустный.
Она открыла глаза в полной темноте и попыталась не думать.
Мария получила бандероль – и сделала это.
Мария решилась.
Ванье не хотелось вспоминал разговор с матерью Марии. Слезы, непонимание и вранье: мол, она понятия ни о чем не имела.
Прокладка вонючая, подумала тогда Ванья, однако промолчала.
Надо было сказать: «Я знаю, что ты знаешь, почему Мария покончила с собой. Слушай, ты, жирная, вечно жрущая чипсы шлюха. Ты пьёшь, и у Марии больше не было сил подтирать твою блевотину. Она больше не знала, что говорить, когда звонил твой начальник и спрашивал, почему ты не на работе. Вранье закончилось, и она не знала, что говорить в страховой кассе, на бирже труда, домовладельцу, в банке, судебному исполнителю, чёрту в ступе… Мария хотела другого, но ты стояла у нее на пути».
Но Ванья всего этого не сказала. Она только молчала и всхлипывала.
Ванья ненадолго зажмурилась. Никакой разницы, открыты у тебя глаза или закрыты. Чернейшая чернота. Она знала – если сидишь в подвале без окон, то в этом подвале станет в пятьдесят тысяч раз темнее, если туда проникнет луч солнца.
Иными словами, абсолютная чёртова темнота. Вот как сейчас.
Чернота, которую можно резать ножом. Чернота, которую можно есть.
В полной темноте все одинаковы, думала она. Никто не красавец, и никто не урод. Ни высокий, ни низкий. Абсолютная темнота – это справедливость, и все такие, какие есть.
Слепота должна быть обязательным условием жизни.
Ходят слухи, что Голод выколол себе глаза вязальными спицами. Якобы есть фотографии, доказательство. Все ради абсолютного безучастия, чтобы только мысли – главное.
В темноте мы все одинаковы, думала Ванья, надеясь, что ее бандероль никогда не придет.
Я хочу жить, ведь мое желание умереть так сильно, что я хочу наслаждаться этим чувством как можно дольше.
В первый день после отпуска обычно наваливается много дел, но еще тяжелее Хуртигу бывало адаптироваться к повседневности. Дни, проведенные на Рунмарё, не пролили, как он надеялся, бальзам на его душу. Конечно, он дышал свежим воздухом, валялся в шезлонге, у него была приятная компания в лице Исаака, но все же что-то его угнетало. Его тревожило, что он идет печально известным путем. Апатия скоро станет национальной болезнью.
Хуртиг подумал о Жанетт Чильберг – своей начальнице, которая пребывала в отпуске по причине выгорания. Жанетт не было уже почти год, и Хуртиг опасался, что она вообще не вернется.
«Вот что такое – наша работа?» – думал он. Коллеги в полицейской форме посвящают один процент своего рабочего времени пешему патрулированию, хотя бытовые преступления составляют восемьдесят процентов всех поданных в полицию заявлений. Выгорание при таком раскладе – совершенно естественная реакция.
Хуртиг положил отчет в стопку исходящей почты. Через несколько часов отчет окажется в точно таком же лотке входящей почты, на таком же столе в кабинете прокурора.
Последнее дело, касавшееся довольно гнусных побоев, с большой вероятностью не приведет к обвинительному приговору. Может, даже до суда не дойдет. Жертва – законная половина преступника, а то, что ее супруг из знаменитостей, придаст делу слишком большую огласку в прессе. Особенно в бульварных газетках, которые вечно рыщут в поисках материала. Правда, неправда, чистые спекуляции – не имеет значения.
