От этого удивительного рассказа мысли в голове у Билли полетели свободно. Вряд ли имело смысл беседовать с Мартином и дальше. Его отец был прав. Мартин повредился из‐за того, что ему довелось пережить в детстве. Грустная правда. Но Билли хотела получить ответ ещё на один вопрос:
– Но если ты думал, что дом опасен, почему ты не оставил его стоять пустым? Зачем ты снова и снова продавал его?
Аладдин и Симона закивали. Эта мысль им тоже не давала покоя.
– Потому что мне нужны были деньги, – обречённо вздохнул Мартин. – У меня не оставалось выбора. Меня преследовал банк. Рыбак из меня получился никудышный. Надо было или продать дом, или стать бездомным. Ведь сам я жил не здесь, а в другом месте. Содержать дом стало слишком дорого. А переехать в него, конечно, и думать было нечего. Но я вёл себя ответственно. Когда очередные жильцы покидали дом, я приводил всё в порядок. Я всегда старался помогать тем, кто жил здесь, я следил, чтобы они уехали вовремя. Пока за ними не пришли стеклянные дети.
Он откинулся на спинку кресла.
– Можете говорить что хотите, но я знаю, что поступал единственно правильным образом. Только так можно было контролировать происходящее.
Манне явно был прав насчёт того, что Мартин повредился умом в ночь, когда погибла его мать. Его слова были такими странными! Подумать только, всю свою жизнь Мартин положил на то, чтобы следить за привидениями, которых не существует.
– Расскажи, как ты сделал, чтобы лампа раскачивалась, – попросила Билли.
– Но ведь я уже говорил! Она раскачивается сама. Клянусь! – Мартин затряс головой.
Билли взглянула на Аладдина и Симону. Оба покачали головами. Мартин лгал. Наверняка он сам устроил так, что лампа качалась на крюке. Каким‐то образом.
– Ну а отпечаток ладони в пыли? – спросила Билли. – Тоже не ты подстроил?
– Отпечаток оставил я, – сознался Мартин. – Я прокрался в дом, когда вы с мамой уехали, и приложил к столу кукольную руку. А в окно я стучал, стоя на лестнице.
Кукольная рука. А Билли решила, что это ладошка ребёнка.
– Что будем делать? – спросил Аладдин. Билли встала.
– Я позвоню Юсефу, – сказала она. А потом повернулась к Мартину: – А ты подожди здесь.
– Конечно, подожду, – прошептал Мартин. – Куда мне теперь идти?
Листья на земле словно пылали огнём. Красные, жёлтые, бурые. Такие красивые! Билли осторожно шагала по ним, неся последнюю картонную коробку к прицепу, который Юсеф одолжил у приятеля.
– Теперь только маму дождёмся, – сказал Юсеф, когда они поставили коробку к другим.
Билли вдохнула холодный осенний воздух и прищурилась на солнце, которое ради такого случая показалось на небе.
– Ну как, теперь всё хорошо? – спросил Юсеф.
Билли задумалась. Да, теперь всё было хорошо.
– Отлично, – сказал Юсеф. – Но в школу ты и дальше будешь ходить в прежнюю, в Кристианстаде?
– Там же все мои друзья, – призналась Билли.
– А как же Аладдин?
– Я всё равно могу с ним видеться когда угодно.
Тут из дома вышла мама.
– Немного грустно всё это, – сказала она, садясь в машину.
Билли в последний раз взглянула на старый дом. Прошло уже несколько недель с тех пор, как она, Симона и Аладдин разоблачили Мартина-«привидение». Мама выздоровела, и Билли – с помощью Юсефа – рассказала ей обо всём, что с ней случилось.
Мама без конца извинялась, что не верила историям Билли о том, что происходит в доме по ночам.
– Тебе, наверное, было так страшно! – раз за разом повторяла она и крепко-крепко обнимала Билли.
Билли не противилась. Потому что ей действительно было страшно. Почти всё время.
В тот день Юсеф приехал меньше чем через двадцать минут после звонка Билли. Приехал не один, а со знакомым полицейским. Они выслушали рассказ Билли и её друзей о том, что они сделали и что им удалось узнать. И увезли Мартина в город, в полицейский участок. Юсеф потом рассказал, что Мартин сам изложил свою историю. Многие его действия были незаконными, и ему, вероятно, будет грозить наказание.
Странно было бы оспаривать утверждение, что Мартин творил недопустимые вещи, но Билли было невольно жаль его.
– Мне всё‐таки кажется, он думал, что делает что‐то хорошее, – сказала она Юсефу.
