— Потерпите полчаса, все узнаете, — ответил Тимошин, поворачиваясь к ветровому стеклу и таким образом давая понять, что разговор окончен.
Пока автомобиль пробирался сквозь густой поток транспорта в направлении Лубянки, иногда включая сирену и выезжая на осевую полосу, в голове у Монаха роились всевозможные догадки.
Он еще мог бы понять интерес к своей персоне со стороны МУРа, но комитетчики здесь при чем?
Ответа на этот вопрос, впрочем, как и на многие другие, которые он себе задавал в последнее время, Фомин не находил.
Наконец Монаха ввели в просторный кабинет, где за столом восседал полковник Шароев.
Повелительным жестом приказав майору Тимошину, приведшему задержанного, удалиться, полковник указал авторитету на стул:
— Присаживайтесь, пожалуйста, — он пододвинул к тому пачку сигарет «Ява», — курите.
— Спасибо, не курю, — нисколько не заботясь о вежливости тона, ответил Монах.
— А вот врать нехорошо, — несколько назидательно произнес Шароев, — не хотите курить, не надо, но зачем же обманывать? Я все, или почти все, о вас знаю, — полковник выдержал небольшую паузу, затем продолжил: — Фомин Валерий Николаевич, одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, москвич, дважды судим за кражу, если не считать те три года, прибавленные за побег из мест лишения свободы, вор в законе по кличке Монах, сын умершего вора, также в законе, Паука. Дальше продолжать? — задал вопрос Шароев.
— Все это мне и без вас известно, — спокойно ответил Фомин, — только одного не могу понять, зачем я вам понадобился? Никак шпиона во мне подозреваете?
— Нет, что вы, — засмеялся хозяин кабинета, — у нас к вам другой интерес. Не скрою, вы для меня небезынтересная личность. Мы создали ваш психологический портрет, результаты превзошли все ожидания. По правде говоря, у нас нет опыта общения с людьми вашего круга, а обращаться к коллегам из МВД я посчитал лишним. Во-первых, у них сразу появится нездоровый интерес к вашей персоне, а во-вторых, у них длинные языки. Да и наши аналитики сообщили, что это верный крах, так как люди, подобные вам, милицию на дух не переносят. Думаю, и общение со мной не доставляет вам, Валерий Николаевич, никакой радости.
— Хэ, а чего ж мне радоваться, — нагло уставился на собеседника Монах, — когда сперва дыхалку забивают, затем клацают браслетами, а после всего предлагают милостиво закурить и заводят разговор по душам. Короче, гражданин начальник, или толкуй, чего тебе понадобилось, или отправляй в хату. Между прочим, я еще ни разу в Лефортове не был, говорят, там неплохо кормят, да и условия получше, чем в Бутырке.
— Только не надо изображать из себя недотепу, — нисколько не раздражаясь, произнес полковник, — как будто я не знаю, что для вас и в Бутырке, и в «Матросской тишине» создадут все необходимые условия, не хуже, чем на воле. Потом, никто не собирается вас сажать, независимо от результатов нашего разговора. Сразу после беседы вас доставят туда, куда вы пожелаете.
— А товарищей моих? — спросил Фомин, имея в виду Бура и Музыканта.
— Гражданин Музыка и гражданин Гладковский находятся в соседнем кабинете. К ним у нас вообще вопросов нет, мы их задержали лишь для того, чтобы они не вздумали открыть пальбу, защищая своего пахана — кажется, так вас величают в преступной среде? — Шароев многозначительно посмотрел на задержанного сквозь толстые линзы очков в массивной роговой оправе.
— Допустим, я купился на вашу туфту, — резко бросил авторитет, не обратив внимания на последнюю фразу, — что дальше?
— Понимаете, Валерий Николаевич, — на лицо полковника легла тень глубокой озабоченности, — любопытно было бы узнать ваше мнение по поводу сложившейся жизни.
— Жизнь лафа, пока есть фраера, которые не думают своими мозгами о безопасности собственных лопатников и чемоданов, — Монах широко оскалился.
— Поверьте, гражданин Фомин, — проникновенным голосом произнес Шароев, — мне нет никакого дела до вашей профессии, как, впрочем, и вам до моей, естественно, пока вы не залезли в мой карман. Меня интересует несколько иная сторона вопроса. Как вы относитесь к наркотикам?
