— Ну, так ты остаешься или нет? — снова спросил Ковач.
— Ни на минуту!
— Как хочешь. Обратно в Пешт уедешь?
— А тебе-то какое дело?
— Никакого. Ты сама поставила мне ультиматум, который я не собираюсь выполнять. Я, как мог, пытался объяснить тебе, о чем идет речь, но разве тебя уговоришь? Как видишь, жизнь без тебя не остановилась. Правда, теперь у меня еще меньше свободного времени, так как Питю требует много внимания. Но ничего, как-нибудь проживем. Ты так и приехала без ничего, даже чемодана с собой не захватила?
— Так вот и приехала.
— Выходит, ты не домой ехала. — Глаза у Петера как-то странно заблестели. — А может, ты приехала не одна?
— Уж не думаешь ли ты, что я законченная дура? Да, я приехала не одна, если тебя это интересует. Не только у тебя есть любовница, у меня тоже кое-кто имеется. Он ждет меня в гостинице. Ты думаешь, я слепая и ничего не видела? Я давно заметила, что ты снюхался с этой серой мышкой. Еще как заметила! Но только вам, лейтенант Ковач, не удастся посмеяться надо мной, не удастся безнаказанно оскорблять меня. Если ты себе такое позволяешь, то и я...
Петер выключил газ.
— Значит, ты приехала с любовником?
— Да! — высокомерно заявила Ева. — У него в городе дела, вот я и решила навестить тебя.
— Тогда убирайся к чертовой матери, да побыстрее... А то я не знаю, что с тобой сделаю!..
Выражение лица у Петера при этом было такое, что испуганная Ева выбежала из квартиры. У входа она столкнулась с Марикой. Девушка остановилась и улыбнулась:
— Ева...
Но та, охваченная гневом, бросила на девушку взгляд, полный ненависти, и, не вымолвив ни единого слова, промчалась мимо...
Эндре молча слушал рассказ все еще плачущей женщины.
— Ева, — тихо сказал он, — ты, как я посмотрю, любишь своего мужа.
— Я его ненавижу!
— Ничего подобного, ты его любишь и потому ревнуешь.
Ева заревела еще громче.
— Ну, не плачь только... Плакать бесполезно... Этим ничего не поправишь. Думаю, лучше будет, если ты вернешься к нему... скажешь, что любишь...
— Чтобы после всего этого я вернулась?! А если он любит эту стерву? Если я не нужна ему?..
Эндре облегченно вздохнул. У него словно камень с души упал, когда он понял, что Ева действительно любит своего мужа: это давало ему возможность с честью выйти из создавшегося положения.
— Ева, — Эндре легонько дотронулся до ее плеча, — ты плохо знаешь мужчин. Я уверен, Ковач любит тебя.
— А Марику?
— Боже мой... не будь такой глупой. Разве можно ее сравнить с тобой? Ты намного красивее...
— Нет, после всего случившегося я не могу вернуться к нему. Он со мной даже разговаривать не станет.
— А ты ему никогда не лгала?
— Никогда. Я ведь и сейчас сказала, что у меня кто-то есть, но не назвала имени.
— Смотри, не вздумай назвать! Ты и представить себе не можешь, что он со мной сделает, если узнает. Не говори по крайней мере до тех пор, пока я служу в армии.
— Он ни о чем не узнает хотя бы потому, что я не вернусь к нему... Пока не вернусь. Ночным поездом я уезжаю в Пешт, а там видно будет.
— Я провожу тебя на вокзал.
— Не нужно. Лучше, если нас не увидят вместе. Я доеду на такси. Который сейчас час?
Эндре щелкнул зажигалкой и при свете пламени посмотрел на часы.
— Начало одиннадцатого. Можно спокойно собраться.
— Не уходи. Вот мы и повеселились! — с горькой усмешкой заметила она и хотела что-то добавить, но в этот момент в дверь постучали.
— Стучат, — испуганно прошептала Ева.
— Слышу... Спроси, кто там. И ничего не бойся. — Эндре старался говорить как можно спокойнее, хотя сердце у него учащенно билось.
Она подошла к двери и спросила:
— Кто там?
— Это я, открой!
По голосу оба мгновенно узнали Петера Ковача.
Эндре вскочил, словно подброшенный пружиной.
— Открывай, не то я выломаю дверь! — потребовал Петер.
Ева отперла дверь. Ковач вошел и от изумления застыл на пороге. Пока Ева медлила за дверью, он понял, что она не одна, но никак не мог предположить, что встретит в ее номере Эндре Варьяша. Огромным усилием воли он все же взял себя в руки.
Эндре в свою очередь понимал, какая борьба происходит в душе офицера, и потому решил, что, если тот набросится на него, он даже защищаться не станет. Но Ковач застыл на месте, как монумент, и Эндре почувствовал себя сбитым с толку.
