Он приветственно помахал рукой отцу. Варьяш был уже подшофе и распевал во все горло, обнимая за талию Бежи, по выражению лица которой можно было определить, что чувствует она себя явно не в своей тарелке.
Кто-то окликнул Эндре по имени, но среди общего гвалта он не понял кто. Напротив Варьяша сидел худощавый мужчина лет сорока, который уже снял пиджак. Лицо его раскраснелось, глаза перебегали с одного предмета на другой. Чуть позже Эндре узнал, что это не кто иной, как сам Балло, председатель горсовета. Вдруг кто-то взял Эндре за руку. Он обернулся и увидел Лонтаи.
— Идите к нам, — дружески позвал его подполковник и потянул за собой. — Мы, военные, должны держаться вместе.
Миклош представил Эндре Варьяша генералу. Загони встал и через весь стол протянул солдату руку. Его примеру последовали остальные.
— Ну, дружище, теперь ты видишь, какой у меня сын?! — громко крикнул Варьяш, обращаясь к генерал-майору Загони.
Худое лицо генерала озарилось улыбкой, но, чтобы не кричать через весь зал, он лишь помахал писателю рукой.
Эндре заметил, что военные на этом торжестве пили мало. Возможно, поэтому они и не были так веселы, как остальные гости.
— Что нового? — наклонился к Эндре Миклош.
— Получил краткосрочный отпуск на трое суток.
Неожиданно на скамейку вскочил толстый мужчина с блестящим от пота лицом и громко выкрикнул:
— Стой, Лайош! Стой!..
Дирижер, он же скрипач, небольшого цыганского оркестра остановил своих коллег, устремив на кричавшего взгляд жгучих, хитрых глаз.
— «Господин унтер...» — запел мужчина, размахивая руками, словно дирижер.
— Сейчас ему нельзя мешать, — шепнул Эндре подполковнику, — а то он, чего доброго, лопнет...
Миклош согласно кивнул и посмотрел на Варьяша, у которого от умиления на глаза навернулись слезы. Геза тихо запел:
— «Уехал я из дома...» — У него оказался приятный баритон. Вдруг он умолк и схватил за руку сидевшего рядом Бакоша: — Ты секретарь партбюро, не так ли?
— Я, Геза, а что такое?
— Тогда слушай меня внимательно, секретарь. И ты, комиссар, слушай... — кивнул он в сторону Миклоша. — Все слушайте!..
— Отец, — позвал его Эндре, — пойдем-ка лучше отсюда.
— Никуда я не пойду, сынок. Не пойду, и все! Я хочу поговорить с вами, с военными... — Он сглотнул слюну и кулаком вытер пот со лба. — Ребята, я всех вас люблю, честно говорю... Люблю, потому что вижу, вы такие же, как я, у вас та же закваска. Только вы меня почему-то не любите... не признаете, можно сказать... — Он заскрипел зубами, сжал руки в кулаки, лицо его исказила гримаса. — Вам нужен не я, а писака, напичканный идеями... Если бы сюда приехал кто-нибудь из этих щелкоперов, вы бы сразу потащили его к себе в казармы. Перед такими, как они, вы готовы ниц пасть... Но они сюда не приедут, вы их не интересуете... Дочка, послушай, ты была на конференции? — обратился он к Марике.
— Была, товарищ Варьяш.
— Вот и расскажи им, о чем мы там беседовали. Не стесняйся, дорогая... Расскажи, что Геза Варьяш, на которого они плюют и над которым смеются, этот самый Геза Варьяш говорил о партии, о любви к родине и верности к ней...
— Не взвинчивай себя, Геза, — обнял его за плечи Бакош. — Поверь, мы все тебя любим и уважаем. Просто мы не знали, что ты сегодня проводишь здесь читательскую конференцию.
Однако Варьяш этих слов уже не слышал — он разрыдался.
Заметив, что с Гезой творится что-то неладное, Бежи извинилась перед партнером, подошла к писателю и села рядом:
— Геза, пойдем...
— Никуда он не пойдет! — безапелляционно заявил Чонгар, упершись толстым животом в край стола. — Он останется здесь. А плачет он потому, что настоящий венгр... — Усевшись рядом с писателем, он начал что-то доказывать ему.
— Оставьте его в покое! — сказала Бежи властным голосом.
— Хорошо, уважаемая, хорошо. Да мне, собственно, все равно... — Он налил себе вина в бокал и провозгласил: — За наше здоровье!
Миклош к бокалу не притронулся.
— Ну, а ты чего? — недовольно забормотал Чонгар. — Я же предложил выпить за наше здоровье. Бери бокал и пей до дна...
— Я не пью, — ответил Миклош.
— Ты же наш гость.
— И все равно я не пью.
