— Ну, тут уж я не виновата.
— Он здешний?
— Нет, из Будапешта, но он здесь, в городе. Зовут его Эндре Варьяш. Только вам, товарищ директор, я открыла его имя, а кроме вас, об этом ни одна живая душа не знает...
В этот момент зазвенел звонок. Ресницы у девушки вздрогнули. Со смущенной улыбкой она посмотрела на сгорбившегося директора, который задумчиво попыхивал своей неизменной трубкой.
— Пообещайте, что это останется между нами, хорошо?
— Хорошо, Марика. Это будет наша тайна.
Когда она вошла в класс и начала вести урок, ученики сразу почувствовали, что сегодня их учительница какая-то рассеянная. Она не обращала внимания ни на то, что они говорят, ни на то, что делают. Она задумчиво расхаживала между парт, чего раньше никогда не делала, а если и подходила к кому-нибудь, то почему-то с улыбкой. Дети перешептывались, хихикали, но Марика и этого не замечала — она автоматически диктовала им текст, а мысли ее витали где-то далеко.
Она думала о том, что, быть может, не следовало открывать тайну директору школы, но в то же время ей было необходимо поделиться с кем-нибудь тем, что мучило ее вот уже несколько месяцев. «Я романтик? — удивлялась она, — Ну и пусть. Лучше быть романтичной, чем циничной. — И тут же мысленно упрекнула себя: — Нет, все-таки я глупая провинциалка. Что романтичного в том, что я полюбила Эндре? Другие девушки влюбляются в знаменитых актеров, а я в простого солдата. Ну и что? Зато я полюбила его не по фотографии. Я сама познакомилась с ним, долго разговаривала, и любовь, моя вполне реальна...»
Марика едва дождалась конца уроков, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Но вот прозвенел последний звонок и она с облегчением вздохнула.
День выдался по-весеннему теплый. На голубом небе — ни облачка. По дороге бежали ученики, взбивая резвыми ногами пыль. Марика свернула в боковую улочку, которая взбиралась по склону холма, поросшего молодым ельником. Ей не хотелось ни с кем встречаться, она надеялась, что тишина и покой помогут поскорее избавиться от охватившего ее беспокойства, которое с каждой минутой росло.
Улочка на самом деле оказалась безлюдной. Даже во дворах не было видно ни души: жители либо обедали, либо работали в поле. Тяжело дыша, Марика поднялась на вершину холма и на опушке ельника остановилась. Вдали, освещенные яркими солнечными лучами, пламенели плоские крыши казарм, чуть в стороне застыли на одинаковом расстоянии друг от друга танки, похожие на игрушечные коробки, а передвигавшиеся по плацу люди походили на муравьев. Бетонное шоссе, которое вело от ворот военного городка в город, блестело, словно серебряная лента.
Справа, по обе стороны от вспухшей от вешних вод реки Кевешд, вытянулись грузовики. Возле них энергично сновали люди — они укрепляли плотину. Вышедшая из берегов река, выплеснувшись на равнину, уже залила сотни хольдов пахотной земли, и теперь над водной гладью торчали одинокие деревья да кусты. Еще дальше виднелись хозяйственные постройки.
Марика посмотрела в сторону города. Отсюда он казался сплошным скоплением крыш, и лишь церковная колокольня возвышалась над ними. «Если бы Эндре полюбил меня, — подумалось девушке, — я бы навсегда поселилась в этом городке. А почему бы и нет? Когда два человека любят друг друга, им все равно где жить. А места здесь какие красивые! В речке можно купаться, ловить рыбу, можно совершать замечательные прогулки в горы, а если появится желание поохотиться, то и дичи здесь предостаточно, и олени водятся, и дикие кабаны. Если же Эндре не любит охоту, то и это не беда. — Марика рассмеялась: — Глупая провинциалка ты, Марика Шипош! Глупая девчонка, а тебе пора бы уже повзрослеть. Ладно, вот осенью пойду учиться в институт, тогда и поумнею. Каждую неделю придется ездить в Дьер на консультации, а на экзамены — даже в Будапешт, так что времени для пустых мечтаний совсем не останется. Потом придется хорошенько приглядеться к местным парням и выбрать одного из них в спутники жизни. Вот тогда и позабудутся все пустые мечтания. А до тех пор можно и пофантазировать, ведь никому от этого хуже не станет...»
