— Простите, не понял?
— Боже мой, вечно я всех путаю по телефону. Это кто говорит? Брандт?
— Нет, это Фрэнк Хогарт. Адвокат из Лос-Анджелеса. Мне посоветовал связаться с вами наш общий друг Хэмилтон Тэрнер, руководитель шахтеров. Я только что приехал из Реаты. — Фрэнк умолк, дожидаясь, чтобы имена и факты проникли в ее сознание.
— Ах да! Ну конечно. — Голос в трубке сразу потеплел. — У вас еще жена русская, верно?
Фрэнк усмехнулся:
— Газетная утка! Моя жена француженка. Но мы…
— Значит, опять наврали. Как это я не догадалась. Отлично, приезжайте ко мне прямо сейчас. Я ужасно хочу с вами познакомиться. Где вы остановитесь? Надеюсь, у меня?
— Спасибо, вы очень добры, но мы уже сняли номер в отеле «Эспехо», с нами жена и сынишка моего подзащитного, и все мы здорово устали за дорогу и насквозь пропылились. Я позвонил вам просто узнать, не смогли бы вы встретиться со мной завтра утром.
— Утром! — вскрикнула женщина с ужасом. — Боже упаси, я не встаю раньше часу.
Лицо у Фрэнка вытянулось, он зажал трубку ладонью и прошептал жене:
— Она раньше часу дня не встает. А я надеялся к этому времени уже быть в тюрьме.
Миньон перестала снимать юбку и замерла. Доктор Пармали продолжала:
— А потом в дом набьется народ и поговорить нам просто не дадут. А вечером и того хуже — званый ужин. Так что приезжайте-ка лучше сейчас. Я всех, кто был, выставила, осталась одна Джойя, а ее с минуты на минуту заберет Брандт. Я думала, это он звонит — сказать, что сейчас будет. Так что давайте. Таксисты найдут сюда дорогу с завязанными глазами.
— Минутку. — Он снова прикрыл трубку ладонью. — Или сейчас, или только во вторник после часа.
— Ah, zut alors! — Миньон повернулась к зеркалу. — Quelle tete![3]
— Может быть, мне поехать одному?
— Non-non-non, mon ami[4]. Не взваливай на себя все. Комитет помощи — mon affaire[5], не забывай. Я еду с тобой.
Фрэнк улыбнулся и сложил губы для поцелуя. Она подошла к нему, поцеловала, пригладила волосы, которые весь их долгий путь из Реаты трепал ветер. Он убрал с трубки ладонь.
— Спасибо, мы сейчас слегка почистимся и приедем. Только расскажите, как добраться — у нас своя машина.
Через полчаса у входа в патио доктора Пармали столкнулись две пары — когда Хогарты подошли к калитке, она неожиданно распахнулась, и прямо на них с проворством молодого бычка ринулся невысокий худой мужчина с выставленной вперед острой черной бородкой; одной рукой он обнимал за плечи женщину с мягким, спокойным лицом и гладко зачесанными назад седыми волосами. Хогарты остановились и отступили в сторону, те тоже остановились и отступили в сторону.
— Прошу прощения.
— Виноват.
Обе пары одновременно шагнули в другую сторону.
— Извините, ради бога.
— Простите нас.
И те, и другие снова двинулись с места и снова загородили друг другу путь. Миньон засмеялась.
— Наверное, это нас судьба свела, — сказала она. — Мы — Хогарты.
Бородка дернулась вниз-вверх в поклоне.
— Брандт, — произнес мужчина тоном человека, который привык, что его имя производит сенсацию. — И Джойя.
— Надеюсь, мы не выжили вас, — начал Фрэнк. — Мы…
Брандт прервал его, в упор разглядывая Миньон, на которую падал яркий свет из патио.
— Никакая вы не русская, — капризно заявил он. — Вы очень красивы. И наделены способностью чувствовать.
— Если бы вы хоть немного знали Брандта, — спокойно сказала Джойя, — то поняли бы, что он сказал комплимент не только вам, но и вашему мужу.
Фрэнк засмеялся, остановившись у калитки:
— Вы совершенно правы, мистер Брандт. Не могу не подтвердить это, хоть и спешу.
Брандт бросил на него испепеляющий взгляд и снова повернулся к Миньон.
— Тут все такие умные, — сказал он с отвращением. — Вот вы не умная. Вы поймете индейцев. Прощайте.
И он с рассчитанной на эффект резкостью отвернулся и стал спускаться по дорожке вниз, туда, где рядом с запылившимся «седаном» Хогартов темнел пикап. Миньон взяла Фрэнка под руку. Стоя рядом, они глядели вслед удаляющимся Брандтам.
— Tu vois?[6] Она у них за шофера, — прошептала Миньон, когда Джойя села с левой стороны. — С’est interessant[7].
— А кто он такой? Художник, что ли?
