Между немногими зрителями, оставшимися на месте происшествия, были Джилькс и Сильк, оба бледные и взволнованные. Сильк, как известно читателю, был лично заинтересован в результате гонок. Для него поражение парретитов было не только простым разочарованием или ударом по самолюбию, — для него оно было сопряжено с потерей довольно крупной суммы денег, на которую он рассчитывал наверняка. Мало того — он терял все свои наличные деньги и оказывался по уши в долгах. Неудивительно поэтому, что лицо его было бледно и голос дрожал, когда, повернувшись к своему приятелю, он прошипел, едва сдерживая бешенство:
— Ты просто дурак!
Относительно Джилькса это было жестоко. Конечно, вся беда произошла от его оплошности, но в победе парретитов он был заинтересован не меньше своего приятеля и теперь стоял совершенно убитый.
— Не понимаю, как это могло случиться, — пробормотал он и прибавил торопливо: — Да не может быть, чтобы они это так оставили, Гонки нельзя считать состоявшимися, их должны начать сызнова.
— Ты не сказал бы этого, если бы приз взяла наша шлюпка, — заметил Сильк со злой усмешкой.
— Не понимаю, как это могло случиться, — повторил Джилькс растерянно.
— Дураки никогда ничего не понимают, — проворчал Сильк, поворачиваясь к нему спиной.
Тотчас после гонок вильбайцы собрались у ворот школы.
Общее настроение было бурное. Знаменитое состязание, долженствовавшее разрешить все сомнения, ничего не разрешило. Вопрос о сравнительных достоинствах двух отделений остался открытым, и к чувству вражды и давнишнему соперничеству прибавились зависть, подозрения и оскорбленное самолюбие.
Глядя на взволнованные лица школьников, когда они, разбившись на кучки, подходили к школе со стороны реки, толкуя между собою о несчастье, постигшем шлюпку Паррета, можно было подумать, что дело идет не о лопнувшей веревке, а по крайней мере о гибели всей команды. Парретиты шумели больше всех. Они доказывали, что должны быть назначены новые гонки, а некоторые из них прямо говорили, что тут дело нечисто, что шнурок лопнул не сам собой. Директорские с жаром опровергали это обвинение, крича своим противникам, что они должны или взять его назад, или доказать.
Не молчали и вельчиты: с беспристрастием сыпали они остротами направо и налево, издеваясь над обеими партиями, за что от обеих же получали брань, а иногда и тычки. Словом, это было настоящее столпотворение.
— Даю голову на отсечение, что мы побили бы их, если бы не этот случай со шнурком! — кричал Вибберлей, не обращаясь ни к кому в особенности.
— Неправда! Шлюпки шли рядом, а после поворота мы наверное опередили бы вас, — отозвался на это Виндгам.
— Говорить все можно, только кто вам поверит, вот вопрос! Плуты! — раздалось из кучки вельчитов.
— Кто смеет называть нас плутами, выходи! — закричал Виндгам, вспыхнув и оборачиваясь на крик.
Но ответа не последовало. Между тем со стороны реки подходили всё новые группы школьников. Некоторые — те, кто ждал шлюпок у цели, — только что узнали поразительную новость и теперь спешили расспросить о подробностях.
— Это низкий заговор. Все из-за первенства на реке, из зависти, — говорил Вибберлей.
— Готов побиться об заклад, что это штуки нашего милейшего старшины. Он мастер обделывать свои делишки! — откликнулся другой из той же партии.
— Вот увидите, что они откажутся от новых гонок.
— Наши откажутся от гонок? Да они сами предложат вам устроить другие гонки! — прокричал Виндгам.
Громкий хохот встретил эти слова защитника нелюбимого отделения. Но у Виндгама нашелся союзник.
— Не наша вина, что у вас лопнул шнурок. Чего вы смотрели? — раздался голос из кучки директорских.
— Небось, если б наш шнурок лопнул, вы не хлопотали бы о новых гонках, — сказал опять Виндгам.
— Что ж, думаешь, вас испугались бы?
— Конечно, испугались бы.
— Есть кого бояться] Не смогли победить честными средствами, так за плутни принялись! Трусы!
Спор разгорался все сильнее и сильнее, и общая свалка казалась неминуемой. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не внезапное появление Парсона, бежавшего по тропинке со стороны реки во всю прыть своих коротеньких ног. Во всей фигуре и движениях маленького рулевого было что-то особенное, чего нельзя было объяснить даже его сегодняшним несчастным приключением. Очевидно, он хотел сообщить что-то важное, и, завидев его, толпа притихла, как по команде.
