Я вытащила из сумочки полученные от него четырнадцать пятидесяток и положила на стол.
— У меня нет порнофото. Я забыла зарядить «Лазероид».
Не переставая улыбаться, он расстегнул свою сумку, вытащил и отсчитал еще четырнадцать пятидесяток и положил рядом на стол.
— Думаю, фото есть.
— Забирайте ваши грязные деньги и проваливайте!
Он хихикнул. Потом медленно поднялся, собрал со стола все двадцать восемь пятидесяток и засунул в сумку. Когда он еще раз усмехнулся, я повернулась к нему спиной. Я услышала, как
он вышел в дверь. Смеялся, смеялся и смеялся, удаляясь по коридору…
Нэнси Дрю, девушка-детектив.
Ди Ди Райнхарт, частный сыщик.
Иногда по ночам я поднимаюсь на крышу своего дома и сижу там в шезлонге, смотрю на звезды. На свою звезду. На Арктур, если вам интересно. Красно-оранжевый, холодный, далекий. И все же он вовсе не моя звезда. У виноградной лозы множество лиц, вино получают тысячей способов. Мое тело — весенний сад, вокруг которого я воздвигла стену. Когда я пишу, я подражаю Чандлеру, Хэммету и Спиллейну, но все это время мне дико хочется написать нечто прочувствованное в духе бедняги Скотта.
Я сижу в шезлонге под звездами и плачу.
Ди Ди Райнхарт, частный сыщик…
Крутая Нэнси Дрю.
Гарри Вествуд, веривший в чудовищ (он убил семерых), остановился на ночевку у извилистого ручья, стекавшего по склону Алого Холма. Надув палатку, он включил переносной походный очаг; потом открыл термоупаковку с ужином и термобанку кофе и присел у очага. Ужинал он под звездами.
Ружье Гарри держал под рукой. Это был новенький «Фольц-Хедир», собранный так мудрено, что ствол, спусковой механизм и обтекаемый приклад казались единым целым. Ружье он предпочитал держать поближе, потому что сразу за холмами был замок Папсукила и огр мог бродить неподалеку. Вествуд на это и рассчитывал. Если бы сегодня ночью ему удалось убить Папсукила, половина работы была бы сделана. Вторая половина — освободить принцессу — тогда бы стала пустячной.
Не требовалась объяснять, что, убив огра, Вествуд должен будет убить и его верхового зверя, поскольку в контракте значилось «истребить обоих чудовищ». (Офис Галактического управления никогда не употреблял слова «убить», ведь в биологическом смысле невозможно убить создание, которое никогда не рождалось. Тем не менее Вествуд знал, что из умирающего Пап-сукила хлынет настоящая кровь, и из Морги, его скакуна, тоже, и лично для него слово «убить» было самым подходящим).
Когда дошло до кофе, он закурил сигарету. Солнце село, и похолодало градусов на десять. Ночи в Аккире были холодные, несмотря на то, что эта крохотная страна находилась в экваториальной зоне планеты Благослови-Господи-Сей-Мир. Но пока что он грелся у походного очага; потом, отправившись спать, он включит в палатке встроенный обогреватель. Настоящий домашний уют. Но уют его не радовал, и он поймал себя на том, что думает об аккирских девушках, которых видел утром в маленькой местной деревушке, откуда отправился в путь. Аккирцы, примитивный народ, физически были одной из самых красивых рас в Галактике, и теперь девушки резвились в его памяти, словно нимфы. Он так увлекся приятными легкими воспоминаниями, что, когда к его костру из темноты вышла аккирская девушка из плоти и крови, он вздрогнул от неожиданности.
Вествуд вскочил на ноги, сжимая ружье. Он напряженно вглядывался в тьму у нее за спиной и напрягал слух, силясь расслышать даже самый слабый необычный звук. Но он никого больше не увидел, а слышно было только журчание ручья, тихое стрекотание насекомых, да вполне настоящее потрескивание костра.
— Я Хайсидра, — сказала девушка.
Принцесса!
— Как ты убежала?
— Он иногда дает мне убежать, чтобы потом поймать снова. Такая игра.
Они говорили на аккирском, который Вествуд выучил ускоренным методом. У девушки были глубокие темные глаза. Черные волосы были влажными и липли к лицу, и Вествуд подумал, что она, наверное, искупалась в ручье. Ее легкое одеяние из цельного куска ткани походило на саронг; пришла она босиком. Ростом она была почти с Вествуда, а ее узкое лицо с чистыми линиями лба, носа и подбородка вполне подходило принцессе. Вествуд вспомнил, что она никакая не принцесса, что деревенские называли ее так просто потому, что она живет в замке. В представлении этих людей в замках жили только принцессы, по своей ли воле или по принуждению. До того как Папсукил ее похитил, Хайсидра была простой молочницей. И, вопреки производимому впечатлению, молочницей оставалась.
