Старая щука - страница 3
Я подошел и, прислонив к стене мякинника удочку, присел на ступицу разбитого колеса арбы.
- Ну как? - спросил дед, не глядя на меня.
- Все! - ответил я упавшим голосом.
- Чего все? - встревожился он и, прикрыв один глаз, стал смотреть вдоль ряда зубьев, проверяя, правильно ли сидят они на колодке.
- Отгрызла последний крючок, - пояснил я, хлюпнув носом.
- Не уберег-таки! - словно упрек бросил он мне, отложил в сторону грабли, достал из кармана замызганный кисет с махоркой и стал крутить цигарку.
Я сидел и молча смотрел, как свертывал он ее своими коричневыми от ожогов и загрубевшими от работы пальцами.
- И идол же тебя знает, - начал он, не отрывая глаз от цигарки. Неудачник ты у меня, как я замечаю, в рыболовном деле. Все беды к тебе липнут, как мухи к паршивой козе.
А когда я рассказал ему про трагическую гибель лысухи, он внимательно выслушал, потом крепко затянулся несколько раз подряд, сказал:
- То, что ты не тронул малых и не взял от них убитой матери, - это хорошо. Это значит, что у тебя вот тут, - он легонько стукнул себя кулаком в грудь, - не ведро с мазутом, - и подумав, добавил - но без матери они все одно погибнут!..
- А может быть, переловить их сеткой да выкормить? - подсказал я...
- Глупость, никчемная затея! - решительно отверг он. - Вот если они прибьются к другой матери-лысухе, это их спасет. А щуку непременно надо уничтожить! А то она, еще чего доброго, домашнюю птицу запросто начнет косить. Только вот надо покумекать, чем ее заарканить! - и, хлопнув ладонью по колену, сказал:
- Есть способ!
Чудесный старик был мой дед: он искренне разделял со мной успехи и радости, и если на мою голову сваливалась беда, он, как верный друг, непременно находил способ помочь горю. Уж он-то обязательно что-нибудь придумает!
Старик тяжело поднялся с места, бросил на кучу щепок грабли и молча исчез в мякиннике. Там он чем-то шуршал, звенел и, наконец, вышел с двумя ржавыми обручами от старой сорокаведерной бочки. Подойдя ко мне, стукнул их один о другой, точно проверял пригодность к делу, и, видимо, оставшись довольным, сказал:
- Принеси-ка из амбара наковаленку, пяток гвоздей и захвати с прируба старую сетку! Найдешь?
- Найду, - ответил я и со всех ног припустился в амбар.
Когда я вернулся, дед уже разрубил в одном месте обручи и прилаживал их друг к другу. Из гвоздей быстро нарубил заклепок, и с моей помощью склепал концы двух обручей вместе. Получилось кольцо с поперечником в полтора метра. Потом обтянул это кольцо сеткой, получилось нечто похожее на небольшой подъемник.
- Догадываешься? - спросил оп меня.
- Ага.
- Ну, и как?
- Ничего, - тоном знатока произнес я.
- А теперь смотри! - сказал он и, приблизившись к курам, что блаженствовали на золе, так ловко бросил круг, что две курицы и встрепенуться не успели, как очутились под сеткой. - Во, понятно? Так вот. Бросай с опережением, на голову, - поучал он, высвобождая кур из-под обруча.
...Окруженный камышом и садами, словно в зеленой колыбели, тихо лежал плес. Метрах в трех от поверхности воды, как гигантский рог, отходил от толстого морщинистого ствола вербы сухой, очищенный от коры крепкий сук. На конце сук раздваивался, как рогатина. Вот на этих рогах я и устроился. Внизу, подо мной, спокойно стелилась гладь воды и, глядя вниз, я видел себя, вербы с грачиными гнездами, а в просветах ветвей - клочки голубого летнего неба. Но щука нигде не показывалась.
Откуда-то выпорхнул дергач и снова уселся на свою, видимо, излюбленную кочку. У стенки камыша, там где еще лежала убитая лысуха, прижавшись к ее боку, сидели пригорюнившись три птенца.
Когда солнце стало клониться к закату и из садов дохнуло свежестью, на вербах громче закричали грачи, видимо, там начался ужин. С тех пор как я забрался на этот сук, прошло уже не менее двух часов, все тело ломило от усталости, глаза слезились от напряжения, а щука как провалилась. Сколько раз я уже хотел бросить свою охоту и сползти вниз, но, вспомнив слова деда, что неудачам и бедам надо не сдаваться, бодрился и оставался на месте. Только когда солнце краем коснулось горы, что подковой охватывала с запада наш хутор, а на плес, затененный вербами, легла вечерняя синева, я вдруг увидел у дальней стенки камыша страшную голову старой щуки. Сердце у меня дрогнуло.