Старая щука - страница 2

Прикрыв лицо широким лопухом и проткнув в нем два отверстия для глаз, я с осторожностью стал наблюдать.

На старых косматых вербах, что огромными зелеными облаками клубились над плесом, пригревшись в гнездах, сдержанно переговаривались горластые грачата.

У меня над головой с писком гонялись друг за другом и громко шуршали листьями какие-то маленькие птички.

Над самым камышом на сухую ветку вербы уселась горлица.

Осмотревшись, она вытянула одно крыло и спокойно стала перебирать носиком перышки, словно пересчитывала, все ли на месте.

Я обвел глазами чистый, как зеркало, плес и на кочке, что торчала из воды, заметил дремавшего коростеля.

У стены камыша показалась широкая спина сазана, он медленно плыл у поверхности воды, почти не тревожа ее спокойной глади.

Из камышовых зарослей тихо появилась лысуха, а с ней три маленьких птенца. Перекликаясь вполголоса, семейка выплыла на середину плеса, где беззаботные малыши сразу же пустились резвиться.

Мать-лысуха беспокойно кружилась на месте и, не спуская глаз со своих крохотных шалунов, что-то бурчала.

С захватывающим любопытством следил я за игрой маленьких птиц, которые, словно гуттаперчевые мячики, то и дело ныряли и тотчас сухими выскакивали из воды, будто кто-то ими выстреливал.

Я так был поглощен игрой малышей и заботливым беспокойством мамаши, что не сразу заметил, как полено, которое до сих пор неподвижно лежало на куче подводных веток, вдруг зашевелилось и, чуть приподнявшись со дна, медленно стало продвигаться в сторону лысухи. Щука!

Я перевел взгляд на цыплят. Один из них, видимо самый озорной, далеко отплыл в сторону.

Огромная водяная хищница, лениво шевеля хвостом и плавниками, направлялась к нему. Ее немигающие глаза с двух сторон длинной и плоской морды смотрели на цыпленка и на лысуху, которая, сосредоточив все свое внимание на двух, играющих около нее птенцов, очевидно, не замечала, какая опасность грозит третьему.

А болотная, почти в метр длиной, щука незаметно приближалась к своей жертве. Вот она остановилась, распустила все плавники, как кузнечные меха, заработали ее широкие жабры.

Я понял, что старая хищница взяла на прицел цыпленка и готовилась к броску. По мне пробежала дрожь; чувство жалости к глупому малышу вынуждало крикнуть, пугнуть щуку, а чувство натуралиста, интерес к тому, что произойдет дальше, заставляло таиться до конца.

А драма, между тем, назрела и должна была разыграться с секунды на секунду. Но, как это иногда бывает, пустяк изменил ход событий: сорвавшийся с вербы грачиный помет громко булькнул в воду, и этого оказалось достаточно, чтобы вспугнуть и насторожить лысуху. Она быстро повернулась на месте и, тревожно вскрикнув, взмахнула крыльями. В ту же секунду старая щука, как торпеда, ринулась на малыша. Но одновременный бросок наперерез ей сделала и лысуха. На какую-то долю секунды она опередила своего врага, и сильный таран водяной хищницы пришелся ей в бок.

Завеса брызг, поднятая ударом хвоста щуки, на мгновение заслонила от меня эту трагическую сцену. А когда брызги осели, лысуха почти без сил плавала кругами. Цыплята, не понимая в чем дело, но инстинктивно чувствуя, что произошло что-то неладное, сбились в кучу и громко кричали. Потревоженный коростель вытянул длинную шею и, склонив набок голову, смотрел на обескураженную неудачей щуку, лениво уходившую в камыши.

Лысуха, судорожно мотнув длинными лапками, ткнулась головой в воду.

Осиротевшие малыши с писком жались к мертвому телу матери, стараясь забиться под ее безжизненно распущенное крыло.

Мне стало жалко сирот, и потому я не отнял у них убитой матери, стынувшим теплом которой они еще хотели погреться, а постарался незаметно уйти.

Домой я возвращался с тяжелым грузом на душе. Всю дорогу в глазах стояла огромная щука, а в ушах звенел жалобный писк трех маленьких лысух. Конечно, на воде подобные трагедии вполне закономерны, но все же мне хотелось наказать щуку.

С такими мыслями я подошел к дому. С улицы сквозь редкие стволы яблонь и груш нашего сада я увидел копошившегося на гумне деда. Усевшись с теневой стороны мякинника, он чинил грабли - готовил их к сенокосу: старик не любил сидеть без дела, обязательно что-нибудь мастерил.