Тяжко вздохнув, Александр с грустью посмотрел на принесшего плохую весть камергера.
— Опять?
— Да, ваше сиятельство.
— Манифест уже подписан?
— Да, ваше сиятельство.
— Прилюдно зачитан?
— Еще нет, ваше сиятельство.
— Понятно, — Александр встал со стула и подошел к окну выходящему на одну из главных площадей столицы.
Вообще, этот угловой кабинет его столичного дворца весьма нравился вампиру именно открывающимися из окна видами. Тут тебе и главная площадь Касии, тут тебе и и ее самый оживленный проспект. Чтобы получить разрешение построить себе дворец именно на этом месте, пришлось не только раскошелиться, но и оказать кучу услуг разного рода вельможам, ибо одного королевского одобрения было мало. Зато Селма и дети были довольны. Да и сам дворец стал украшением столицы и ее достопримечательность. И если кто-то где-то упоминал герцогский дворец, то его собеседник всегда знал, что речь идет о резиденции правителей севера.
— Что его величеству не понравилось на этот раз? — оторвавшись от разглядывания бойкой торговки, которую дружинники пытались выгнать с площади, вампир вновь посмотрел на камергера.
— Не могу знать, ваше сиятельство. В манифесте этого не указано и как мне передали дворцовые служители, на словах его величество тоже ничего не уточнят, а просто приказал им написать указ который тут-же и подписал. Во дворце абсолютно все пребывают в недоумении, чем же вы опять прогневали государя.
— Вот и я этого не знаю, — пробормотал Александр, — Наверно тем что еще жив. Или что напоминаю о временах царствования его славного прапрадеда. Кстати! В который раз меня объявляют мятежником?
— В этом году уже третий раз, ваше сиятельство, — камергер почтительно поклонился, но вампир успел заметить ехидную улыбку на лице придворного, который и сам прекрасно понимал всю «ценность» очередного королевского манифеста о мятеже герцога Каса против монарха.
— И два раза в прошлом году. Хм. А мальчик начинает частить. Так я до конца года наберу десяток манифестов о мятеже. Хоть в столицу не приезжай! — Александр позволил себе легкую мечтательную улыбку, — Ладно, поеду во дворец, узнаю чем там мной опять недовольны.
— Не будет ли это слишком странным? Может быть стоит подождать герольда с официальным визитом?
— Не надо. Во дворце и так каждая собака знает, что вы Патрик, бегаете ко мне с отчетом чаще чем к королю. Уверен, что Ричарду об этом донесли не один десяток раз только сегодня, когда вы покинули королевский дворец.
— Скорее всего так и есть, ваше сиятельство, вокруг трона всегда много желающий выслужиться, я же удерживаю свою должность только благодаря вашим милостям.
— Ну-ну, не стоит недооценивать себя. Ты отлично показал себя и при предыдущих королях. Карл лично просил позаботится о тебе.
— Его величество… лично… за меня?
— Да, Патрик. Карл очень ценил тебя и предрекал большое будущее.
Услышав подобное камергер часто-часто заморгал наполнившимися влагой глазами.
— Ваше сиятельство…, - от нахлынувших чувств придворный запнулся, — Ваше сиятельство, вы только прикажите, я для вас… я…
— Знаю, Патрик. Я это знаю. А пока подожди меня в карете, поедем во дворец вместе. Мне надо отдать пару приказов и я присоединюсь к тебе.
— Как будет угодно, ваше сиятельство.
Камергер покинул кабинет, а его место тут же занял жандарм охраны.
— Где Колет?
— Вы отправили ее инспектировать Лесное поле, экселенц.
— Да? Хмм… Это я поторопился. А Эстер, во дворце?
— Да, экселенц, пришла около часа назад.
— Тогда зови ее. Узнаю, почему это последние новости из окружения короля мне сообщает не она.
Эстер уже пятьдесят лет была куратором всех агентов вампиров в королевском дворце и около него. Вообще девушка служила в Корпусе Науки, но имела несколько специфические увлечения, отчего руководство предпочитало держать ее подальше от владений вампиров, чтобы лишний раз не давать людям повод обвинять герцога Каса в бесчеловечных экспериментах.
Все дело было в том, что Эстер была малость двинутой на голову во всех вопросах касающихся насилия над женщинами. Сама пострадав в юности от насильника, она так и сохранила свою ненависть к ним, став вампиром. А столетие службы в Корпусе Армии трансформировали эту ненависть в весьма специфические наклонности.
